Читаем Фабрика прозы: записки наладчика полностью

Думаю о себе, и с тоской думаю, что жил бы и в страшные тридцатые годы – если бы не попал в жернова. Но ведь в жернова попадают не более 10 %. Нормальный показатель расхода особей для большой стаи. Жил бы даже в рейхе, если бы удалось всех обмануть и доказать, что я, к примеру, поляк. Жил бы скромным служащим, вперед бы не лез, карьеру бы не делал, мыл бы полы по субботам, получал бы еду по карточкам, голосовал бы на собраниях и ничего бы не знал. Да и как можно знать в 1937 году, что это был тот самый тридцать седьмой?

И в Аргентине при Пероне, и в Испании при Франко, и в Италии при дуче… Да и в наши дни – жил бы хоть в Лиме, хоть в Сан-Паулу, совершенно не зная или пропуская мимо своего сознания, какие ужасы, какие бездны нищеты, горя, детских смертей, мафиозного и полицейского садизма разверзаются буквально в двух милях от моего чистенького райончика.

Спасающая грань неведения, отрицания очевидного – зачем она? Чтобы выжить? А выжить – зачем? Чтобы еще сколько-то раз вкусно поесть, позаниматься сексом, поспать? Ах, ради детей… То есть ради выращивания мяса для Молоха? Какая высокая цель! Ах, ради творчества… Да кому оно нужно, это твое творчество, разве творчество меняет мир к лучшему? Ах, для самого себя… То есть к тысяче котлет и трем сотням половых актов прибавляется роман на 478 страниц? Какое чудесное меню!

Увы, увы – мораль (во всяком случае, в наши времена) всё чаще становится несовместима с жизнью.

<p>21 сентября 2019</p>

Вчера разговаривали с Ириной Богатыревой о минувших днях – в том числе о профессиях, которые исчезли или неузнаваемо изменились.

Например, официант. Официанты есть, их много, они разные, молодые и не очень, классные и начинающие, – но нет советского официанта той эпохи, когда на дверях ресторанов висело «мест нет», а на половине столиков стояла идиотическая табличка «стол не обслуживается». Теперь больше нет официанта – хозяина жизни. Который смотрит на клиентов с брезгливостью богатого и самоуверенного человека, по какому-то недоразумению вынужденного обслуживать людей беднее и застенчивее себя.

Когда я всё это подробно, с историями про обсчеты и хамство, с примерами типа «ассорти рыбное брать будете? тогда пересажу за отдельный стол» – когда я это своей собеседнице рассказал, она просто ахнула:

– Вот только сейчас я поняла образ официанта Димы из «Утиной охоты»! Вот теперь я поняла, почему он такой крутой, считает себя выше всех и все с ним согласны! А то в новом спектакле у Калягина этот Дима – какой-то инфернальный алтаец с горловым пением, чтоб доказать его особость и влиятельность. А ведь как всё просто!

Да уж. Трудно нынешним молодым понять, что водителю такси надо было кланяться и называть его «шеф», а он по-хозяйски спрашивал: «Куда ехать?» – и часто отвечал: «Нет, в парк идет машина!» или «Что я, дурак, из Теплого Стана порожняком обратно ехать?»

Да и вообще, зачем Герасим утопил Муму? Ну барыня, ну подумаешь… Устроился бы куда-нибудь охранником.

<p>22 сентября 2019</p>

Академик Арцимович сказал: «Для ясного понимания проблемы не следует надевать на тощий скелет экспериментальных фактов слишком сложные математические одеяния».

Это касается и литературы. Не следует одевать банальные мысли и заурядные наблюдения в «черный бархат августовской ночи, расшитый нежным бисером звезд, далеких и нежных, как дни давно прошедшего счастья». Не надо говорить, что «в глазах брошенного щенка слезились века бездомья собак, людей и народов». Подробное описание телесных сенсаций и парестезий – мурашек, покалываний, почесушек и свербушек – не делает укутанные в них переживания понятнее и заразительнее. Ее поцелуй был – как что? «Как стакан спирта, залпом выпитый в морозный день в натопленной избе, после долгого пути через звенящий обледеневший лес»? Или как «нежный вкус кампари с апельсином на веранде отеля в Родосе»? Или как «укус холодной гадюки, тайком всползшей на лицо уснувшего путника и испугавшейся его изумленного взгляда»?

Бросьте. Поцелуй должен быть как у Бунина – «который помнится до могилы», вот и всё. Без сравнений и описаний.

Ненавижу «литературу»! Тошнит меня от нее!

Во всяком случае, сейчас, сию минуту, 22.09.2019 в 12:25.

<p>30 сентября 2019</p>

Люблю узнавать о простых причинах некоторых сложных (или на первый взгляд малопонятных) вещей. Например:

Французская революция в 1789 году случилась потому, что в Париже 80 % населения работали прислугой у остальных 20 %; легко себе представить накал социальной ненависти.

Или вот: Париж стал в 1920-е годы мировой столицей искусств потому, что франк был очень дешев по отношению к доллару и другим твердым валютам. Всякие Хемингуэи и Миллеры на свои скромные американские гонорары прекрасно там жили; как только франк в 1930-е годы подорожал, международная богема разбежалась.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Дениса Драгунского

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза