Фабрика прозы: записки наладчика

Или вот: выживаемость при инсульте и инфаркте гораздо выше, если беда случится в ресторане или супермаркете. Потому что служащим жутко неохота возиться с трупом и они тут же вызывают скорую, как только клиент схватится за сердце или побледнеет. А дома человек думает: «Ничего, я прилягу, отдышусь…»

Или вот: сестер в России часто называли Вера, Надя и Люба. Так происходило в семьях бедных чиновников – чтобы именины дочерей праздновать в один и тот же день: прямая экономия на пирогах.

5 октября 2019

Гурманское. Учительское. Из переписки с Элис К.

Я немало выпил всякого в жизни своей. По совету доктора я пил часто, зато помногу и разное. Но самое вкусное питье в моей жизни было однажды очень ранним утром на выездном семинаре (и не опохмелу ради, а просто так) – бутылка водки на троих, и мои товарищи стащили из столовой горячую буханку черного хлеба, и несколько соленых огурцов. Так вот, дорогая Элис, вспоминаю этот раскроенный карманным ножом на толстые куски почти дымящийся на холодном рассветном солнце черный хлеб (июль, мы на балконе сидим, видно, как Волга течет) – сверху каждого куска две половинки соленого огурца, разрезанного вдоль, – и в руке полстакана ледяной водяры, самого что ни на есть костромского разлива…

Ииии-эх! – и хрусть-хрусть-хрусть.

Идите все на хер с вашими Шато д’Икемами, коньяками имени Жана Моннэ, висками столетней выстойки в хересных бочках…

И-эх! – а по второй?

Вот пишу и прямо явственно чувствую этот обжигающий горло холодный ручеек, теплую кислую пористую мякоть хлеба, хрустящую соленость огурца и легкий от него аромат укропа и смородинового листа.

Семинар был учебный, Дипломатическо-Академический. А мои товарищи были моими, как бы это сказать, слушателями.

Так что с Днем учителя!

8 октября 2019

Про т. н. умную прозу. Лучше всего, когда в прозе самым умным разговором оказывается тайный диалог писателя и читателя. Как это бывает, например, у Чехова или Хемингуэя.

Когда умничает герой – это еще так-сяк. Готов терпеть из уважения к Ивану Карамазову. «Возвращаю билет», и всё такое.

Но когда умничает автор (то есть «речь от автора»), когда мы читаем, что «сидя под этим могучим деревом, человек вдруг со всей остротой ощущал, что вселенная, частью которой он по воле судьбы стал в миг своего рождения, – это мириады неисполнившихся возможностей, крутящихся в вечном хороводе пространства и времени, замыкающихся здесь, под кряжистой кроной дуба, олицетворяющего собой мировое древо становления, роста и угасания», – вот это фу!

10 октября 2019

Пиджак и фрак. Причуды консервативной мысли. В 1950–60-е годы пиджак и сорочка с галстуком были обычной повседневной одеждой мужчин. Дома ходили в пиджаке и галстуке! Сейчас это кажется чем-то замшелым, убийственно старомодным.

Но вот мой друг и собеседник Александр Янкович рассказал, что для русского консерватора второй половины XIX века пиджак был такой же красной тряпкой, как для советского обывателя 1960-х – джинсы. Он приводит поразительные цитаты из Константина Леонтьева (1831–1891). Леонтьев пишет о своей ненависти к «России новой, либеральной и космополитической, мерзкой России пара, телефонов, электрического света, суда присяжных, пиджака… и всеобщего равномерного “диньите де л’ом”» (dignité de l’homme – достоинство человека). И еще пару раз исторгает философ проклятия пиджаку.

Два вывода отсюда можно сделать.

Первый – просто исторический. Да, мода меняется. Тоги, хламиды, плащи, камзолы, фраки, пиджаки, куртки, худи…

Второй вывод интереснее.

За что Леонтьев так не любит пиджак? За то, что он короткий? Видно то, что ниже пояса? Нет! При этом он любит фрак и не против гусарских ментиков. В чем же дело?

Полагаю, всё дело в карманах!

У фрака карманов нет. У ментика тоже. Карман – штука плебейская. Бедняцкая. В кармане бедняк (а потом и середняк, и развращенный всяким dignité de l’homme европеец) держит портсигар и спички, бумажник и прочее. Барину это не нужно. Барин, если хочет закурить, щелкает пальцем, и лакей ему подает папиросы (трубку, сигару) и огонь. Барин не платит – он дает распоряжения управляющему, посылает слугу в магазин.

Пиджак с карманами – символ демократический. Символ того, что и богатый помещик, и бедный чиновник одинаково достают из кармана портсигар и спички. Кошмар!

Леонтьев против пара, электричества, суда присяжных и железных дорог (последнее ведь тоже «великая уравниловка» – хоть бедняки едут в «зеленых», в третьем классе, но ведь в том же поезде и туда же, ужас какой).

Значит ли это, что Леонтьев, цепляясь за формы жизни допетровской Руси, сам хочет жить при лучине, в избе, без паровозов и телефона, без суда и, главное, без вызывающего его ярость равного для всех человеческого достоинства, dignité de l’homme? Значит ли это, что он хочет жить немытым и бесправным холопом?

Конечно, нет!