Фабрика прозы: записки наладчика

Он очень чуток к человеческому достоинству, готов драться за него на дуэли – но речь идет о достоинстве примерно полупроцента жителей России. Он любит комфорт и удобство – но для себя лично и крохотной группы его братьев и сестер по классу. Чтоб дома было тепло, натоплено, сыто, вымыто – а мужики пусть всё это обеспечат.

Ради этого можно проклясть пар и электричество, телефон и суд присяжных, железную дорогу и ненавистный пиджак.

Какая-то травмированная самооценка видна в этих криках о «цветущей сложности» феодального мира. Невыносимо, когда человеческое достоинство, электрический свет и билет на поезд есть практически у всех, а не у тебя одного.

Вот я и думаю: в своей ненависти к паровозу и пиджаку – он дурак или сволочь?

Такой вопрос у меня возникает всякий раз, когда я вижу консерватора, проклинающего движение времени, призывающего нас вернуться то ли в допетровскую Русь, то ли во времена первых пятилеток. Разумеется, он мыслит себя большим боярином или наркомом, который проскочил через все чистки. Не всякий дурак – сволочь. Но всякая сволочь в исторической перспективе оказывается дураком.

* * *

Скандал с Литтеллом. Тот редкий случай, когда все неправы. Неправо издательство, не только вырезавшее около 20 страниц текста романа Литтелла «Благоволительницы», но даже не поставившее его об этом в известность, пускай даже в уведомительном порядке, после выхода книги в свет. «Да, кстати, мы тут около 20 страниц сократили, но не одним куском 20 страниц вырезали, а по строчкам, по абзацам». Неправо издательство еще и потому, что, когда его уличили, оно не сказало: «Ой, пардон, извините» – а встало в позу. Типа, «резали и будем резать».

С другой стороны, неправ и Литтелл – в форме выражения своего гнева. Он сказал: «Вы напечатали не мой роман, а какой-то другой роман!» Ну полноте! Из более чем 800 страниц изъять малыми кусочками 20 страниц – это все-таки не «чужой роман» получается. Не надо преувеличивать. Историк Некрич говорил, что хорошую научную статью невозможно искалечить цензурой – главная мысль всё равно останется.

С третьей стороны, нет такого самого суперклассического текста, который был бы переведен ну прямо тютелька в тютельку. Всегда есть какие-то либо расширения, либо сокращения. Маленькие, разумеется. Небольшие. Скажем так, приемлемые… Но тут вступает в действие известная апория: какое зернышко превращает горсть в кучу?

Ну и четвертое. Сегодня умерла редактор Мария Томашевская, о которой – в связи с этой историей – было сказано много странных слов. Мы с ней учились на филфаке, она была моложе меня на три года. Прощай, Маша, царствие тебе небесное.

11 октября 2019

Высокий штиль. Иду по улице, впереди мужчина лет сорока пяти что-то громко и строго объясняет по телефону. Разговор идет о ремонте: какие обои покупать, какой клей, что-то такое.

Вдруг, гневно:

– Что это за «ладно-ладно, понял-понял»?! Внимай, что я тебе глаголю!

14 октября 2019

Всегдашние двое. «Поезд следует до станции “Университет”», – объявляет машинист на каждой остановке. Вот, наконец, станция «Университет». «Поезд дальше не пойдет, просьба выйти из вагонов».

А дальше – картина, которую я наблюдаю регулярно.

Все выходят. Вагон пуст. Но остается сидеть юноша в наушниках. Он смотрит в пространство и иногда тихо кивает сам себе. Но чаще – сидит неподвижно. Опустевший вагон не наводит его ни на какие мысли. Но примерно через пять секунд после того, как последний пассажир покидает вагон, он зачем-то выдергивает наушники, озирается, криво улыбается и выскакивает наружу. То есть сообразил наконец! Вышел из мира дивных звуков в суету бытия.

Но как только он выбегает из вагона, как навстречу ему, едва не сбивая его с ног, в опустевший вагон врывается тетенька с двумя сумками. Она победно плюхается на сиденье, ставит сумки рядом – одну справа, другую слева – и вытирает пот со лба. Радуется, что народу никого. Потом осматривается, шепотом произносит что-то ругательное, подхватывает сумки и выбегает вон.

Всегда завидовал вот таким людям. Порывистым и безрассудным.

19 октября 2019

Масштаб личности. Знаменитая цитата из Пушкина. «Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал, и мерзок – не так, как вы, – иначе…». Но как же – «иначе»? – спрашивают люди.

Отвечаю.

Сильнее, то есть падает глубже, подонствует мерзее. Ну что такое, в самом деле, мелкий уездный сладострастник, соблазнивший гувернантку и потом трусливо заплативший ей отступного и давший деньги на билет в родной город, чтоб его законная жена не узнала? Вот Лев Толстой – другое дело! Перетрахал три деревни, а потом своей невесте давал читать дневники своих похождений.

Ну что такое учетчик ремстройтреста Иван Иваныч, скукожившись под грозным оком и сиплым рыком лейтенанта НКВД, написавший дрожащими пальцами, что сосед Сидоров – троцкист? Вот народный артист республики, регулярно строчащий доносы на коллег, – это я понимаю. Масштабы, масштабы! Вот что, наверное, имел в виду А.С. Пушкин под словом «иначе».

20 октября 2019