Читаем Фабрика прозы: записки наладчика полностью

Почему Петер Хандке и Ольга Токарчук?

Потому что в год 80-летия начала Второй мировой войны надо было дать Нобелевку кому-то из Германии и кому-то из Польши. В знак, так сказать, нового европейского единства, вечного примирения и ты ды и ты пы.

Тем более что появилась возможность дать сразу двум авторам – как удобно!

<p>22 октября 2019</p>

Советская ночь. Сегодня вспоминала Галина Рогова, выпускница 175-й. Я тоже, кстати, в этой школе учился, только гораздо позже. Итак. 1950-й год:

«Я, первокурсница истфака МГУ, бегу по переулку вдоль Телеграфа на факультет, идет летняя экзаменационная сессия. Вдруг навстречу мне – Вознесенская (кажется, Майя), дочь члена политбюро. Она в школе была на класс старше, но мы хорошо знакомы: умная, доброжелательная. Оживленно болтаем о студенческих делах, кто где. Поболтав и повспоминав школу, расходимся – две веселые девчонки. Я знаю, что отец ее арестован, она знает, что я знаю. Ни малейшего намека».

Вот где страх и ужас вечной ночи. А так-то да. Веселые девчонки.

<p>29 октября 2019</p>

В мире есть секс. Этот секс беспощаден! У Сомса Форсайта была длинная челюсть. Поэтому, когда он первый раз, потеряв голову от любви, вдруг поцеловал Ирэн руку, ее чуть не стошнило. Он ей был физически противен. Однако она вышла за него замуж, думая, что стерпится. Не стерпелось. Однажды он, оскорбленный долгим и явным отвержением, силой настоял на своих супружеских правах. Ну, тут всё вообще рассыпалось. Неприязнь Ирэн к Сомсу – именно сексуальная. Не потому, что она левая, а он буржуй. Или она богема, а он мещанин. Просто нижняя челюсть длинная, и ей это гадко. Бедный Сомс! Бедные все Форсайты.

Анне Карениной тоже был неприятен ее муж.

Что касается «Войны и мира», то Пьер Безухов в свои 20 лет просто не умел трахаться так, как понравилось бы его 19-летней сексуально мощной Элен. То ли дело Долохов! А вот князь Андрей не любил Лизу из-за ее тупости, покорности, беличьего личика и усиков на верхней губе, что делало ее похожей на одного знакомого мальчика – и совершенно отбивало всякую охоту…

А все глубокие и трагические нравственные искания Степана Касатского, он же отец Сергий, были вызваны простым обстоятельством: его невеста перед свадьбой спала с императором и сообщила об этом своему жениху. Он обиделся и спрятался в лоне Церкви.

О «Братьях Карамазовых» и, к примеру, «Идиоте» я и не говорю.

Вот, собственно, и всё. Не надо валять дурака. Надо понимать, откуда берутся не только дети, но и сюжеты, проблемы, «проклятые вопросы», экзистенциальные кризисы и т. п.

<p>30 октября 2019</p>

Век живи… Не успел я привыкнуть, что Лев Толстой на самом деле Лёв Толстой, так вот вам новое дело – Достоевский, оказывается, Достоевский, он сам так себя называл, чтоб не казаться поляком.

* * *

Об уместной одежде. Посвящается Юлии Максимцовой.

Денди страдал, что у него пиджак слишком уж новенький, и Браммел уже отпустил по этому поводу шутку.

Маэстро горевал, что у него замятые фалды фрака, а он стоит к зрителям спиной.

Невеста рыдала, что у маменьки не хватило на брабантскую фату и родственники жениха обидно перешептываются.

Покойник тосковал, что от желтых подошв его парадных туфель забыли отлепить квиточки из ремонта обуви.

Поэтому он встал, перекинул ноги через крышку гроба (под коленками резало), вылез, послюнил палец и отлепил эти чертовы бумажки.

Собрался лечь снова, но там уже был кто-то другой. Следующий.

Тогда он сел в первый ряд и стал хихикать над мятыми фалдами фрака маэстро.

Маэстро обернулся и ткнул ему дирижерской палочкой в глаз.

Денди отпустил по этому поводу уж совсем рискованную и отчасти кощунственную шутку, сравнив дирижерскую палочку с копьем сотника Лонгина, а покойника сами знаете с кем. От этого даже Браммел хмыкнул и отошел в сторону.

И только невеста, продолжая рыдать, отерла своей не брабантской фатою кровь на лице покойника.

Он прошептал ей: «Ты так добра, дитя мое! Ты будешь счастлива!»

Она улыбнулась и хотела его поцеловать.

Но ее матушка не велела, сказав: «Жених уже в церкви!»

<p>6 ноября 2019</p>

Сегодня умер Лев Александрович Аннинский, критик и, как бы сказали нынче, «историк культуры». Не только историк, но и практик культуры, человек, делавший ее на протяжении десятилетий.

Критический метод Аннинского был по-своему замечателен. Он, как мне кажется, наследовал крупнейшим русским критикам XIX века вроде Белинского, Писарева, Добролюбова – а также Каткова и Суворина. Особенно последним, с их резким переходом от революционности к охранительству. Но самое главное, что унаследовал Аннинский от этих столпов русской критики, – пристальное внимание к «что написано, о чем написано, в каком духе написано» – при некотором пренебрежении к «как написано». Сказать короче – этика и политика подминали эстетику.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Дениса Драгунского

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза