Фабрика прозы: записки наладчика

Да, верно подмечено, и верно по существу дела. Я не мучаю и не собираюсь мучить читателей философией, социологией и мыслями о прошлом и будущем человечества, равно как и вопросами обретения идентичности в постколониальную эпоху. Не говоря уже о т. н. художественности; если я что и ненавижу, так это ее, всю такую стилистичную, метафоричную или, пуще того, ритмичную.

Если бы кто обо мне написал, что в моих текстах есть «глубокое проникновение в суть вещей и тайны бытия», – я бы точно понял, что ненароком ступил в какую-то не ту лужу.

Так что серьеза и умства у меня как не было, так и не будет. Художественности – тоже.

7 февраля 2021

Жемчужная Америка. Из подслушанного.

– Надька в Америку собралась. На ПМЖ.

– А что она в Америке делать будет?

– Да ничего! Она и тут ничего не делала.

* * *

– У Татьяны Палны вчера жемчужная свадьба была. Тридцать лет.

– Тридцать лет? С Иван Петровичем? Вот это да. Даже не верится. Она ему хоть изменяла?

– Как кошка! На каждом углу.

– Ну тогда ладно.

15 февраля 2021

Упражнение в стилистике.

«Над столом висел низкий абажур; мельхиоровая ложка косо торчала в фарфоровой вазе с салатом оливье. Недопитые рюмки теснились вперемежку с конфетными бумажками и мандариновой кожурой, в которую какая-то девушка успела небрежно загасить окурок “Явы” со следом помады на фильтре.

Ниночка сидела в конце стола, нетерпеливо сдвинувшись на краешек стула и постукивая туфелькой по старому щербатому паркету. Ниночке хотелось в соседнюю комнату, где начинались танцы. Жора Алфимов ставил бобину на большой катушечный “Грунди”, свою гордость. Ниночка боялась, что Виктор пригласит танцевать Наталью и она повиснет у него на шее уже на весь вечер. Ниночка порывалась встать, но сидевший рядом Ахилл Каллистович всё никак не мог закончить разговор. Близко придвинувшись и чуть приобняв ее худенькое плечо своей рукой в белой, но уже несвежей рубашке, он продолжал бубнить о судьбе России и Европы, о сопротивлении свободной личности давящему прессу власти – и при этом заглядывал в вырез платья, где виднелась ее наивная маленькая грудь под простодушным розовым лифчиком…»

«Это так плохо, что прекрасно!» – сказали мне добрые люди Спасибо.

21 февраля 2021

«Пожилой рабочий-коммунист». Обязательные персонажи – старая советская история. Если это роман про старую жизнь, то в нем должна быть видна неизбежность революции. Несмотря на все ландо и манто, друг горничной, слесарь Поликарп – сознательный рабочий, да не просто, а подпольщик. Это выясняет сын хозяйки Павлуша, который сдружился с племянником Поликарпа и попал на митинг в порту и потом задает родителям-буржуям вопросы о положении рабочего класса. А горничная прячет листовки и передает их студентке-революционерке Калерии.

В серьезном, толстом, претендующем на официальное признание романе о современности – должна была быть «выпячена» (в 1930-е годы так и говорилось) руководящая роль партии, а также роль профсоюза, комсомола, школы. Роль женщин, участие национальных меньшинств в строительстве нового общества. Партком, парторг, комсорг, профорг, партбюро, партсобрание, педсовет – вот фигуры и институты, которые определяли моральную, а иногда и сюжетную канву. Высшим нравственным судией во всех конфликтах (от деловых до половых) становился пожилой рабочий-коммунист.

Вот так примерно оно было.

Теперь, кажется, вместо партийности и классовости – гендер и раса.

3 марта 2021

Ко дню писателя. Один писатель сказал:

«Мне бы, например, было обидно, если бы меня читали только девушки».

А мне бы – ни капельки.

Наоборот, я был бы очень рад. Девушек больше. Девушки чувствуют тоньше. Девушки заставят парней прочитать своего любимого автора. Или парень сам поинтересуется – в кого это так впилась его девушка?

Писатель может завидовать собрату-писателю или хоть покойному классику. Это нормально. Но вот кому писатель не должен завидовать, так это философам, психологам, священникам, юристам, экономистам и особенно – популярным публицистам. Классические русские романы слишком серьезны – оттого, что писатель хочет быть не только сочинителем истории о людях и их судьбах, но вдобавок еще проповедником, философом, политиком и «глубоким экономом», а также хлестким журналистом. Почему так?

Иногда говорят, что, дескать, художественная литература в старой России была единственной трибуной общества. Неправда! В России были сотни журналов, в которых публиковались тысячи философов, психологов, социологов, юристов, богословов и просто ярких публицистов.

Наверное, русским писателям (всем, после Пушкина) было завидно: «Вот я тут пишу роман, а публика рвет друг у друга из рук сочинения господ Добролюбова, Писарева, Каткова, Герцена, Суворина, Соловьева, Победоносцева и пр., и пр., и пр., вплоть до Плеханова и Струве. Дай-ка я тоже что-то этакое запузырю! Умное!»

Не надо завидовать господам из соседнего департамента. Это отягощает романы тяжелыми диалогами и вставными главами.

9 марта 2021