– Здрасьте! – засмеялся он. – Как я мог не прийти первым делом к тебе? А к кому еще мне приходить? Не чужие, слава богу! Пришел сказать, что вот он я. В твоем полном распоряжении.
– Хорошо, – она пыталась улыбнуться. – Я тебе позвоню.
– Вечером?
– Постараюсь. Как получится.
Почему этот текст называется «упражнение»?
А потому что это не просто рассказ, но и – если захотеть – своего рода упражнение для начинающих писателей.
Надо придумать, кто эти люди. В каких отношениях они были. Почему они разлучились на полгода. Отчего «она» только сейчас решилась сказать ему, как он ей дорог, и почему «он» на это так странно среагировал. Ну и конечно, сочинить, чем дело кончится.
Но это еще и упражнение для читателей.
В этом тексте есть две подробности, которые важны для развития сюжета и для понимания характеров.
Вот такие:
1. «Он вошел в эту комнату. Она стояла у окна…» и потом: «Он жил предвкушением того, как они войдут в его пустую квартиру, обнимутся…»
То есть это не ее квартира. Потому что после полугодового отсутствия внезапно войти в чью-то комнату, без того чтоб сначала не войти в квартиру, – невозможно. И потом, если это ее квартира, зачем же ее вести к себе, зачем с утра специально готовить свое жилье к любовному свиданию («повалятся на кровать, которую он утром застелил свежим бельем»)?
Это явно что-то офисное. Но что именно? Куда можно вот так запросто войти и где героиня легко может оказаться одна?
Ординаторская или сестринская в больнице?
Комната сотрудников в библиотеке?
Косметический кабинет в парикмахерской?
Корректорская в редакции?
Ну или что-то в этом роде.
2. Почему «он» говорит с «ней» как-то грубовато, даже просто грубо, хамски, пренебрежительно. Героиня признается ему в любви, счастливо шепчет, что он – самый главный человек в ее жизни, а герой отвечает: «Не говори глупости! Не морочь голову сама себе!»
Что это значит? Наверное, это значит, что между ними – некая социальная пропасть (не «на самом деле», а с точки зрения героя, разумеется). Герой считает ее ниже себя, причем настолько ниже – что даже ее попытка сказать «я тебя люблю» вызывает его протест. «А кто ты такая, меня любить?» Что-то глубоко феодальное. Крестьянка не имеет права любить барина. Она может ему отдаваться вполне искренне, может млеть от наслаждения, может принимать от него подарочки и даже этак трогательно принести ему букетик полевых цветов или вышитый рушник – но любить?!?! О нет! Любить его – то есть претендовать на диалог сердец, на место в его сердце – может только дворянка. Ну в крайнем случае купеческая дочь.
Или у него такой ужасный характер? Но – какой именно? Сноб, садист, нарцисс?
Вот такой неприятный получился герой. Вот такая безысходная любовь у героини. Или можно что-то исправить?
30 апреля 2021
Родительская пятница. Меня родители не били. Но два раза тряханули, взяв за шиворот. Оба раза – за капризы. За дурацкое и злобное нежелание надеть шарф (папа) и за девчонский рев по поводу дождя (мама). Тряханули крепко. Я запомнил. Спасибо им за это.
Я благодарен моим родителям за любовь и внимание.
За то, что они всегда меня выслушивали.
За то, что папа читал со мною Пушкина и объяснял непонятные слова, имена и названия. Читал мне Пастернака, учил понимать музыку стиха. Водил меня в цирк и в театр.
За то, что мама ходила со мной в музеи и на выставки, рассматривала со мной альбомы репродукций.
За то, что они оба рассказывали мне о своем детстве.
За то, что они объяснили мне – мой «талант художника» был обычной детской одаренностью, и она кончилась в 14 лет навсегда, и чтоб я не надеялся.
За то, что они воспитывали меня в скромности. У меня почти не было карманных денег. Я донашивал перешитые папины вещи – при том, что мы были, в общем-то, богаты, по сравнению со средним советским уровнем.
За то, что я никогда-никогда не клянчил шмоток и штучек.
За то, что я никогда не врал, не брал чужого, не хамил, не обижал слабых (включая кошек и лягушек). Эти четыре «не» они мне крепко внушили.
За то, что свои первые деньги я заработал в 15 лет.
За то, что у меня были учителя английского, немецкого и латыни.
За то, что они отговорили меня становиться военным или священником – были у меня такие вполне серьезные мечты.
За то, что меня отправили учиться в самое непрактичное заведение – на кафедру классической филологии. Молодой человек, сказали мама с папой, должен учить либо математику, либо древнегреческий язык. К математике я не был способен. Оставалась античность.
За то, что я всегда сам убирал свою комнату.
За то, что я перепечатывал на машинке папины рассказы.
За то, что к общему столу я готовил котлеты или жарил мясо.
За то, что, когда у меня, пятнадцатилетнего, родилась сестра, я нянчил ее, гулял с ней, а потом водил в садик, забирал из школы.
Да, и еще. Они разрешали мне, подростку, курить и выпивать.
Но нет в мире совершенства. Шутка… Простите.
4 мая 2021
Странный новый стиль: