Фабрика прозы: записки наладчика

Увидели, как этот рассказ связан с литературно-философским контекстом эпохи – Шопенгауэр, Стриндберг, Лев Толстой и даже Макс Нордау. Увидели «общие места» в описании дворянского оскудения – как, кстати, у самого Чехова в рассказе «Соседи». Образ донжуана, многоженца – Лубков в «Ариадне» и почти такой же Панауров в «Трех годах».

Разобрались с реальной основой образа Ариадны и некоторых сюжетных ходов: Ариадна (Рурочка) Черец и Лика Мизинова и ее отношения с Игнатием Потапенко (в рассказе – Лубков). Поняли, почему Чехов, написав «Ариадну» в апреле 1894 г., задержал его публикацию в «Русской мысли» и выпустил только в декабре 1895 г. Отметили, что критик Ежов зря упрекнул Чехова в «злой мстительности» по адресу бывшей чеховской любовницы Лидии Яворской. Ариадна – вовсе не Яворская.

Самое же главное – увидели, что Чехов вполне пророчески описал:

1. Агрессивный инфантилизм (Шамохин и его отношения с отцом, у которого в свои 30 лет он сидит на шее).

2. Столь же агрессивную ироничность и пофигизм (Лубков и его постоянное вышучивание всего на свете, и его же «а что такого?»).

3. Орально-каннибалистическое потребительство Ариадны и, отчасти, самого Шамохина. Обжорство в прямом смысле слова и бездумное пожирание впечатлений, общения, зрелищ.

4. (Главное) – нарциссическая идея «ведь я этого достойна» и «я такая крутая, и мне нужно всё самое крутое». Любовь к своему телу и убежденность, что мне все должны, потому что я так прекрасно сложена и у меня такая кожа.

5. «Расхолаживание» (чеховское слово) нарцисса-потребителя, который уже не способен на чувства, а способен только «царить» и «производить впечатление».

Выяснили очень важную вещь: агрессивный инфант и нарцисс-потребитель не могут жить без пары. Без покорного, преданного родителя, который перезакладывает имение ради своего дармоеда-сына, прожигающего жизнь с тупой красоткой (отец Шамохина). И без того, кого, образно говоря, съедает нарциссичная Ариадна (это сам Шамохин – он ее ненавидит, но расстаться с ней не может, ему психологически необходимо кидать ей под ноги последние деньги, отнятые у несчастного отца).

Выяснили наконец очень важную вещь: упрекать этот рассказ в мизогинии невозможно. Во-первых, сам Чехов говорит Шамохину – «нельзя осуждать всех женщин из-за одной Ариадны». Во-вторых, Шамохин затем произносит очень феминистический монолог, где призывает к полному равноправию женщин, к совместному обучению мальчиков и девочек в школах, говорит, что физиология не причина для неравенства и т. п.

Лекция длилась 1 ч. 5 мин.

К сожалению, не успели две вещи:

отметить, что рассказ был воспринят критикой не очень хорошо, но уже при жизни Чехова был переведен на немецкий, чешский, сербохорватский и шведский языки;

описать курорт Аббацию (ныне Опатия) и проследить, как ехали Ариадна и Шамохин из Италии до станции Волочиск, далее до Одессы, оттуда пароходом в Ялту и на Кавказ.

31 августа 2015

Наверное, я какой-то особенно тупой. Впрочем, я никогда яблок с груши не хватал.

Вот я буквально с лупой, с линеечкой прочитал очерк Виктора Ерофеева о Юрии Трифонове (и заодно об Аксенове) в «Снобе» – и, честное слово, не нашел в нем ничего необычного и неприличного. Никаких «поливов» – и никакого особого самолюбования. Рассказал всё как было – со своей точки зрения. Это естественно. Плюс – полнейший пиетет к Трифонову. Ну и всё. А что вы хотели? Чего ждали? О чем шум?

В общем, я крайне опечален полемикой вокруг очерка Ерофеева. Эта полемика рисует нас (очевидно, и меня в том числе, хотя я честно пытаюсь скинуть этот морок) – как людей «вертикального мира», делящих писателей на классы, прямо по Табели о рангах, требующих почтительно запрокинутой головы, когда «его благородие» обращается к «его превосходительству»… Как людей, требующих какой-то неизвестно откуда им известной истины и дисциплины («это он по делу пишет, это он не по делу пишет») – то есть как людей, которым чуждо понятие свободы. Замечу, что Ерофеев никого не оскорблял, не оклеветал – он если что и задел, так это наш казарменный порядок мышления. «Кто ты такой, чтоб этак писать о гении?»

Наконец, как просто недобрых людей, неспособных на сочувствие. Текст Ерофеева очень искренний, он сплошная боль по своей молодости, по несбывшимся мечтам об интеллигентском «прекрасном союзе друзей». Текст очень страдающий – но нам только дай слабину! Мы тут же найдем место, чтоб запустить туда коготь и дернуть побольнее. Грустно.

И вот что мне вдруг показалось. Трифонова многие считали конформистом. Он был только писатель, писатель – и только; он не подписывал воззваний, не участвовал в самиздате. Сидел себе на даче, общался через забор с Твардовским; типичный совпис по облику и жизнеустройству.