Читаем Фабрика прозы: записки наладчика полностью

– Ничего страшного, – говорю. – Примерно триста лет, с первого по третий век нашей эры, само слово «христианство» для большинства жителей Римской империи было ругательным. Но народ постепенно просветился…

<p>17 февраля 2016</p>

Александр Блок написал «Двенадцать» и «Скифы». Восславил революцию, а также геополитическую роль революционной России. Но лечиться за границу советское правительство его не выпустило.

Мораль… Да никакой морали! Ни у кого.

«Скифов» перечитал внимательно.

Так что же можно сказать о «скифах», то есть русских, как их описывает и понимает поэт? Разумеется, всё начинается с пошлого мифа о том, что эти «скифы» защищали Европу от монголов (причем «как послушные холопы» – даже интересно чьи? Кто тут барин или наниматель?). Ну, ладно. Тогда был такой миф, и бог с ним.

Дальше интереснее. Европа, пишет Блок, веками что-то там ковала. А скифы глядели на нее с ненавистью и любовью.

Скифы очень хорошо умеют любить. Они любят всё – и жар холодных числ, и дар божественных видений. Им многое внятно – и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений. То есть книжки они читали. Также они любят красивые европейские города – где они, очевидно, побывали. Сильнее же всего они любят плоть и душный, смертный плоти запах. Самое же главное – они физически сильны. Коня могут осадить и даже хребет коню переломить, во как. А также окорачивать баб. Усмирять их, чтоб знали свое место! Бабы у них в статусе рабынь.

Всё это неправда. Россия тоже кое-что веками ковала. В России были великие художники, поэты, прозаики, архитекторы, мудрецы. Русская женщина – это вовсе не «строптивая рабыня», которую «усмиряет» мужчина. Она сама может коня на скаку остановить, как сказал другой поэт.

Интересно, почему этот образ «скифа» (то есть мачо с претензиями) оказался столь обаятельным для русской интеллигенции?

<p>17 февраля 2016</p>

Авторитаризм гораздо эстетичнее демократии. Он порождает гармонию, иерархию, ансамблевую организацию пространства, уравновешенность красоты и пользы, уважение к канонам, культ высоких образцов, большие архитектурные и вообще художественные проекты. Потому что авторитаризм – не для людей, а для идей.

Чем демократичнее общество, тем его эстетика пестрее, безвкуснее, даже пошлее во всем, от городов и домов до одежды. Однако по мне лучше бездарный самострой и колготки с люрексом – если на другой чаше весов запреты, ранжиры и выездные визы.

* * *

Самое трагическое осознание – трагичнее неизбежности смерти, наверное, – это осознание собственной банальности. Собственной обычности, заурядности, «нормальности» в обидном смысле слова. Боже, как трудно понять и принять тот факт, что ты, в общем-то, такой же, как другие. Уникальность твоей неповторимой личности – это какая-то абстракция из учебника философии или пособия по правам человека.

А в реальности ты – это руки-ноги-голова. Знания, умения, положение в обществе, зарплата. И у других то же самое. У некоторых – лучше, чем у тебя. Кто-то талантливей, кто-то умнее, образованнее, красивее или сексуально привлекательнее. В чьих-то глазах, конечно. Но мы всегда живем «в чьих-то глазах».

И если человека бросают (женщина мужчину или мужчина женщину) или просто не берут на работу – то это не то чтобы всегда справедливо, нет. Это обыкновенно. Банальная ситуация на ярмарке жизни, а не какое-то чудовищное предательство.

Моя новая книга («Мальчик, дяденька и я») отчасти об этом.

<p>19 февраля 2016</p>

Сегодня на презентации вопрос:

– Как надо писать, чтобы было хорошо?

Ответ:

– Как в незатейливых мемуарах. Когда написано: «Утром сходили с Катей в магазин, получили по карточкам 600 г хлеба. Набрали в проруби воды. Кира принесла две доски от калитки. Растопили печь». Или: «Утром приехала Марион в новой пролетке с кучером-девушкой, по последней моде. Рассказала, что молодой Жувенель спутался со старушкой Колетт. Много смеялись». А вот писать «седое морозное утро словно бы нехотя заглянуло в немытые, перекрещенные бумажными полосами окна» или «чистый голосок Марион веселым колокольчиком зазвенел над газоном, усыпанным розовыми точками бельфлярусов» – вот так писать не надо.

<p>27 февраля 2016</p>

Уезжаю из Петербурга – любимого, красивого, просторного, всегда свежо проветренного чистым дыханием реки и залива – и такого доброго ко мне.

Две прекрасных презентации, телеэфир (прямой!), радиоэфир, интервью для студенческого журнала и встречи с друзьями, которые уделили мне по два часа своего времени – просто поболтать. Спасибо вам, Александр Мелихов, Дмитрий Травин, Маруся Климова и Ольга Демидова!

<p>29 февраля 2016</p>

Смотришь на какого-нибудь диссидента-демократа 1970-х годов, «подписанта», участника запрещенных акций, пережившего разные гонения и запреты, – сейчас ему за 70, он убежденный лоялист и официальный патриот.

Почему? Поумнел? Обтерся? Опошлился, наконец?

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Дениса Драгунского

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза