Фабрика прозы: записки наладчика

Во-первых, бренд. Ничто не мешает написать великую пьесу о ревности и измене, о жизни и смерти и т. п., гениально поставить ее и блестяще сыграть. Но тут есть огромный риск. А вдруг зритель, увидев афишу и даже прочитав восторженную рецензию, скажет: «Ну, подумаешь! Роберт Хитсуорд, «Марчелло», об итальянском генерале в немецкой армии… А вот если Уильям Шекспир, «Отелло», да еще венецианского мавра играет белая женщина, а дочь дожа – черный мужчина, и он в гомосексуальной связи с Кассио, а Яго его ревнует, это круто!» Тут зритель скорее пойдет, и критик скорее напишет. То есть налицо некоторое не совсем корректное использование чужого бренда.

Причина номер два. Бернская конвенция. Автор давно уже умер, более 70 лет назад, и ни он, ни его наследники не имеют права запретить постановку.

Поэтому, в частности, мы не видим агрессивных и транскультурных интерпретаций таких крупнейших драматургов, как Теннесси Уильямс, Гарольд Пинтер, Юджин О’Нил. А также, например, таких великолепных русских писателей, как Юрий Трифонов. Его, казалось бы, можно отынтерпретировать, как Достоевского! Один «Старик» чего стоит! А «Другая жизнь»! Эх! Но видит око, да зуб неймет: Юрий Валентинович аж до 2051 года в безопасности.

Итак. Что мы назовем «классикой», товарищи? Классикой мы назовем выдающиеся произведения, создатели которых умерли 70 и более лет назад, и поэтому мы их можем интерпретировать в хвост и в гриву.

28 мая 2016

Есть вещи, которые не позволяют отчаиваться. Какая-то женщина в 1938 году подобрала на железнодорожной насыпи написанное на тряпочке письмо заключенной, моей двоюродной бабушки – выброшенное из окна на авось: авось добрый человек найдется.

Она отнесла это письмо не в милицию, не в НКВД, а по адресу.

Сейчас это письмо в музее, в витрине. А эта «какая-то женщина», я точно знаю, пребывает в раю. Милая! Моли за нас Царя Небесного!

30 мая 2016

Петербург. Разговор в кафе, за соседним столиком.

– А это точно картина Леонардо до Винчи?

– Ты со мной еще спорить будешь! Да я, если хочешь знать, был на его первой прижизненной выставке!

3 июня 2016

Детские размышления о печали и скоротечности жизни.

Рядом с нашим дачным поселком был детский санаторий, чудесный архитектурный ансамбль 1949 года постройки, достойный отдельного описания… Там были беседки над рекой, каменные, античного вида, и деревянные, ажурные, в духе русского модерна. И вот в такой деревянной беседке, среди берез и лип, где так приятно сидеть на теплой лавочке и глядеть, как серебряно блестит река, – я в свои одиннадцать лет прочел нацарапанную гвоздем сентенцию:

«Жизнь – как детская рубашка: коротка и обосрана».

Я думал об этом день, вечер, следующее утро. Я дивился скупой точности мысли и картинной мощи образа. Впервые я ощутил ужас смерти и кошмар повседневности. Но это я теперь так красиво говорю. А тогда я просто ходил, нахмурившись, и никто не знал почему.

* * *

У входа в наш двор, где продаются цветы и газеты, очень молодой человек с банкой пива кричал, обращаясь к прохожим, заглядывая каждому в глаза:

– Коммуняки еще ответят за семнадцатый год, ответят за Россию!

4 июня 2016

Все кругом жалуются на ужасную нехватку времени. «Как можно сочинять толстые книги, как можно надеяться, что их прочтут, вот у меня времени не хватает, чтоб этикетку прочитать!» Отлично. Тогда возьмем обычного интеллигентного инженера, типичного читателя советской поры. Он добирался до работы на метро и двух автобусах; он почти каждый день выстаивал длинные очереди за продуктами; на работе его мучили партсобраниями и субботниками…

Вопрос: откуда у него было время читать книги? Или иначе – куда это время подевалось у современного менеджера, аналога советского инженера?

А вот и ответ: «В советское время нечем было заняться, поэтому много читали». Как бы вместо настоящей жизни.

Отлично. А чем таким супернастоящим (кроме инстаграма) занимаются наши сверхзанятые современники? Вспоминается стандартная советская картинка. Во двор выходит очкастый мальчик с английской книжкой, словарем и тетрадкой или девочка с этюдником… А мимо них скачут и прыгают их ровесники, играя в разные подвижные игры типа резинки или штандера. Проносясь мимо этих ботаников, непременно крикнут:

– Ты что? Тебе что, делать нечего?

5 июня 2016

Миша Слоним погиб сегодня. Его сбила машина.

9 июня 2016

Мишу Слонима похоронили. Отпевали в церкви Св. Стефана Пермского в Южном Бутове. Служил знаменитый Дмитрий Смирнов – наш с Мишкой одноклассник. Погребение – на Ивановском кладбище, далеко. Мама Мишкина, Валентина Семеновна, жива. На кресле-каталке ее подвезли к гробу. Кажется, она ничего или почти ничего не понимает. А я ее помню 58 лет назад, и я тоже ничего не понимаю…

18 июня 2016

Читал вчера одно художественное произведение (со мной такое иногда случается).