Читаем Фабрика прозы: записки наладчика полностью

Мимо по улице проходят соседи: режиссер Ксения Шергова, политолог Дмитрий Орешкин с женой Таней, писатель Леонид Юзефович с женой Наташей…

С каждым перемолвишься двумя словами, а там и время обеда.

<p>13 августа 2016</p></span><span>

Меня спросили (рижские друзья): чувствую ли я свою личную вину за безобразия советской власти. Отвечаю – да, чувствую. Хотя я не был интервентом, сексотом или мальчиком из номенклатуры.

В чем моя вина? Вот в чем. В свои молодые годы я не только практиковал, но и всячески пропагандировал циническое двоемыслие. Я убеждал себя и своих друзей, что можно лить слезы, читая Солженицына и Шаламова, – и одновременно заседать в комитете комсомола и ходить на демонстрации по студенческой разнарядке. Передавать друзьям самиздат – и писать в стенгазету статью со словами «в свете решений съезда партии». И так далее. Совесть отдельно, соввласть отдельно, и ничего, всё нормально, выключи Пугачеву на минутку, давай «Свободу» послушаем… И наливай! Ура!

Я теперь понимаю, что это гнусно. Это ненамного лучше (а может, ровно так же худо) – как выступать на проработочных сессиях, подписывать письма с требованием «осудить и выслать» и всё такое прочее. Это растлевает людей.

* * *

Один человек (отец моей жены Ольги) написал письмо своей матери:

«Хочу в боевую часть, и чем скорей я туда попаду, тем лучше мне будет жить. Я буду больше в два раза получать оклад. Вряд ли нам придется жить вместе эти ближайшие годы. Но ты не разочаровывайся. Это не значит, что я не смогу тебе помочь, просто работа у меня такая, что не придется сидеть на одном месте. А помощь вам обоим <то есть матери и младшему брату> обеспечу, и так, чтобы нужды ни в чем не было».

Человеку было 19 (девятнадцать) лет. Он только что закончил лётную школу. На дворе был 1945 год; отец его погиб в мае 1942-го.

Повторяю: в 19 лет он планирует, как будет помогать деньгами своей матери и младшему брату. И много лет помогал, кстати.

А всем любителям повздыхать о тяжких душевных страданиях молодого человека, которого папа с мамой не поддерживают в его дорогостоящих «поисках себя», – советую идти в жопу.

<p>15 августа 2016</p></span><span>

Некто написал, что годами «выдавливает из себя сноба». Очевидно, с ударением на «а».

А зря! Потому что под снобизмом у нас очень часто понимают не тупую брезгливость «аристократа» к «простолюдинам» (где эти патриции и где этот плебс?! смешно!) – а обычную сословную идентичность. Сословную гордость, и ничего в этом худого нет. Вот крестьянин (заводской рабочий, или рабочий-строитель, или парикмахер, или продавец) – и ему нравится его работа, и ему приятнее общаться со своими братьями по социально-профессиональной группе, нежели с другими людьми. Как-то уютнее, проще, понятнее – среди своих. Точно так же имеет право чувствовать и действовать чиновник, музыкант, профессор. Что тут плохого, я вас спрашиваю? Это лучше, чем назойливые (наивные или лицемерные) попытки «пойти в народ».

<p>18 августа 2016</p></span><span>

Две культуры – трудовая и барская. Они различаются тем, как люди рассказывают о своей молодости и первых шагах в карьере.

В трудовой культуре люди гордятся собственными достижениями, охотно говорят о бедности и безвестности своих родителей. Бывает, даже присочиняют по части нищеты и несчастий. Стандартный рассказ: «Моя бабушка не умела расписываться, а отец окончил три класса. Я пришел в этот город босиком, в кармане у меня было сорок копеек медяками».

В барской культуре всё наоборот. Всё, что касается бедности и безвестности, устраняется, зато кое-что присочиняется о славных предках. «Моя бабушка, урожденная княгиня Беломорско-Балтийская, дружила с Блоком и Рябушинским».

<p>19 августа 2016</p></span><span>Саулкрасты

О пользе пирожных и булочек с кремом. Только что мы с Олей вернулись из кафе, промокшие насквозь, до нитки. История была такая: мы пообедали, а потом посмотрели на соседнюю кондитерскую под названием Bemberi. Там продаются восхитительные пирожные, булочки, корзиночки, конвертики, эклеры, слойки, ватрушки, пирожки и прочее, чему я даже названий не знаю, но безумно вкусно и довольно дешево – 30-40 центов. То есть около 20-30 рублей.

Но – очень стройнит!

По этой причине мы решили чуть прогуляться и пойти домой. Не успели мы отойти от кондитерской метров на 200, как сверкнула молния, загремел гром, слегка закапало, мы раскрыли зонт и ускорили шаг, и в трех минутах ходьбы от дома на нас налетела стена воды. Толстые струи поливали нас со всех сторон, потому что был еще и ветер. Мы промокли за полсекунды, от макушек до пяток, вода стекала с нас, мы вбежали в дверь, сбросили отяжелевшие и потемневшие от дождя куртки, брюки, майки, носки…

Я подошел к окну. Дождь кончился, как будто не было его. Только на примятых цветах шиповника поблескивали капли.

Мораль: если вам хочется пирожных, булочек, корзиночек, эклеров, слоек, ватрушек, пирожков и т. д. – не рассуждайте о калориях, а немедленно идите в кондитерскую!

* * *Диалектика
Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Дениса Драгунского

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза