Фабрика прозы: записки наладчика

Когда он в первый же свой вечер на венской чужбине попробовал под магнитофонную запись развенчать Олега Чухонцева (а у того была слава первого московского поэта, как у Бродского – питерского), уместно было думать, что всему причиной стресс и непривычный закордонный алкоголь.

Когда Бродский не дал осуществиться американской литературной карьере Василия Аксенова, пришлось допустить, что «Ожог» ему просто не понравился.

Но когда оказывается, что он к Саше Соколову мало того что ревновал, так еще и пытался воспрепятствовать публикации «Школы для дураков», начинаешь подозревать, что великий наш поэт интуитивно не терпел потенциальных конкурентов из России – не то чтобы ему равных, но сопоставимых с ним либо по литературному весу, либо по медийной известности».

Вл. Новиков пишет:

«Бродский понимал жестокие законы конкуренции. Евгений Рейн передавал следующие его слова: “Наверху места мало. Надо каждый день вести бои – оборонительные и наступательные”. Без этих боев, без беспощадного уничтожения репутаций конкурентов он не приобрел бы мировое имя, не стал бы культовой фигурой в современной России. В стихах как таковых мало кто разбирается – как в России, так и за ее пределами».

Это очень важные моменты литературоведческой мысли.

Мы (в лице крупнейших литературных критиков) начинаем помаленьку понимать, что литература – это не ритмы, метафоры и аллитерации, не сюжет-фабула– композиция, не идейное содержание и художественная форма…

Нет, нет, нет! Это всё сказано про тексты. А литература – это производство плюс политика. А значит, своего рода бизнес. Там свои законы. Конкуренция и борьба за место наверху, то есть за признание, тиражи, гонорары, премии. Ничего личного. «Мне чертовски жаль, что твоя гнедая сломала ногу, но Боливар не выдержит двоих».

Нет, когда-то, конечно, связь литературы и текста была интимнее и глубже. «Дурной человек не может быть хорошим писателем» – говорил Карамзин.

Но когда это было! Это было в эпоху дилижансов и поместий; писем, написанных от руки; свежих новостей, которые шли две недели, – то есть в эпоху сильно интегрированных личностей, когда человек и продукт его труда составляли некое единство.

Иные нынче времена. Сплошное отчуждение по Марксу. Личность стала дробной. Качество произведенной продукции уже не зависит от душевных качеств работника. Так что настала пора отделять литературоведение (изучение литературы как производства, как бизнеса самозанятых и кооператоров, как социального организма, наконец) – от традиционного «текстоведения». То есть от сюжетов и рифм, метафор и ритмов, идейного содержания и художественной формы.

И не пытаться объединять и, боже упаси, содержательно сопоставлять эти измерения.

Могут возразить: «Вы представляете себе Бродского в виде всесильного литературного генерала, вроде Г.М. Маркова. Вы переносите нравы Союза писателей СССР в свободный мир. Это в Союзе писателей можно было кого-то гнобить и задвигать, а в свободном мире всё не так».

Конечно, всё совсем не так! В мире свободного рынка конкуренция писателей куда жестче и злее, чем была в СССР. Нет в свободном мире ни родного партбюро, ни ЦК КПСС, куда можно пожаловаться на несправедливость редакций и критиков. Если ты член Союза писателей и при этом не диссидент – твою книгу напечатают. Бывали случаи, когда писатель писал в ЦК – «травят, замалчивают»! Инструктор ЦК звонил в Союз писателей, оттуда звонили в «Литературку» – и появлялась позитивная рецензия.

А в свободном мире рыночной экономики борьба за издание, гонорар, признание, премию, место в университете идет без участия «третьей стороны» вроде советских партийных инстанций. Поэтому всё жестче. И никто не издаст человека просто так, по разнарядке «дебютантов» или «ветеранов литературного фронта» или «давно у нас ничего не было про мелиорацию» – и без учета коммерческого успеха, как это делалось в СССР. Поэтому люди, забравшиеся на вершину, ревностно охраняют свою нишу, свой кормовой ресурс.

От того, что писатель Распутин издал свой суровый роман или поэтесса Благинина – свои веселые детские стихи, – «живым классикам» Маркову и Михалкову не было ни холодно ни жарко. Это никак не уменьшало их тиражей и премий. А вот от того, что в тесный и по коммерческим причинам ограниченный круг «русских писателей-эмигрантов» стучался новенький, – старожилам становилось неуютно… И они естественным манером старались отбиться.

Сказанное не означает ностальгии по СССР и нелюбви к свободному рынку литературы.

13 февраля 2017

Правило двух покойников. Вот, например, Саша Соколов или Евгений Рейн что-то рассказывают о Бродском. Нам это «что-то» не нравится. И мы говорим: «Это байки и сплетни, а Бродский уже умер, он ничего не может опровергнуть, объяснить, уточнить». То есть слова живых о покойном как бы по определению сомнительны.

Но если Вяземский что-то рассказывает о Пушкине или Бунин о Чехове, никто таких претензий не выставляет.

Вывод: для того, чтобы мемуары стали достоверными, мемуарист тоже должен умереть, как и «мемуарируемый».

11 марта 2017