Фабрика прозы: записки наладчика

Утомляют пять залов или толстые альбомы, набитые этим художником. Сразу начинают лезть в глаза наработанные приемы и самоповторы. И, парадоксально, наоборот: художник, строивший свое творчество на сознательных самоповторах, на явной серийности (как те же Мондриан, Уорхол, Моранди и даже, представьте себе, Гойя периода «Капричос» или «Дома Глухого»), – в больших разовых количествах особенно интересен.

24 мая 2017

Была популярная песня «Надежда», музыка Пахмутовой, слова Добронравова.

Я всё время думал – о ком она? Ясно, что не о простых людях, как «Стою на полустаночке» или «Шаланды, полные кефали». Потому что простые люди не летают далеко-далеко на самолетах, не разлучаются на долгие месяцы. Кто же они? Геологи? Летчики гражданской авиации? Может быть, дипломаты? Журналисты, которых «нелегкая судьба опять занесла» туда, куда простым смертным и в мечтах не добраться? Нет, вряд ли. Слишком уж загадочно они говорят (вернее, не говорят) о своей жизни. Сплошные полунамеки. Может быть, бойцы невидимого фронта? Из ведомства Судоплатова? Или просто командированные снабженцы, которые понты напускают, хотя на самом деле прилетели выбить из смежников недостающие клапаны и сальники?

Ничего не понятно. Но очень романтично и проективно. Так и представляешь себя этаким… кем? А вот сам не знаю кем. Но мужественным и загадочным.

А может, всё проще? Может быть, эта песня автобиографическая, в широком смысле слова? Ее герои – эстрадные артисты, певцы и музыканты, совершающие многомесячные гастроли, они же «чёсы», по нашей бескрайней отчизне?

* * *

Искусство и власть. Синдром «Родной речи». Что мы увидели в школьном учебнике, то и классика. А раз классика – то, значит, нечто «кристально ясное». В противовес всякому темному и запутанному авангарду и андерграунду, и вообще современному искусству.

Но кто вам сказал, что Пушкин «яснее», чем Введенский, а Чайковский «понятнее», чем Шнитке? Что Брюллов «ближе к народу», чем Малевич? Власть сказала, которая одних включила в список классики и велела считать носителями «классической простоты», а других – нет.

Чем отличаются друг от друга Шишкин и Уорхол? Оба – адресуются ширнармассам. Один повторяет бесконечные сосны, другой – банки с супом. Которые отличаются друг от дружки примерно так же, как сосны: веточкой или этикеточкой – велика ли разница? Чем отличается серия одинаковых портретов Мэрилин Монро от одинаковых репинских генералов и ВПЗРов, от серийных ренуаровских жопастиков и вандейковских аристократиков? Только искренностью.

Но Шишкин – он же на обложке «Родной речи». Картина Рожкина «Шиш». И против этого шиша не попрешь.

25 мая 2017

Выбор и ассортимент. Идея экзистенциального выбора могла прийти в голову мыслителям тех стран, где на прилавке было сорок сортов сыра, а в баре – сто сортов пива, вина и кой-чего покрепче, где гурманы в кафе обсуждали прожарку и соусы, купажи и сингл малт, вкус вина и его послевкусие.

В странах же, где пива было два сорта – «пиво» и «пива нет», – там с выбором было проще. Оттого-то и не было проблемы выбора.

То же – в политике и общественной жизни. Там, где в стране от двух до пяти главных и двадцать второстепенных партий, церковные приходы, клубы, масонские ложи – там тоже встает вопрос выбора как реализации свободы. Там же, где с одной стороны «Слава КПСС», а с другой – диссидентство с оргвыводами, – экзистенциализм как-то не приживается. Не растет на этой почве. Ибо твое существование или несуществование определяет начальство.

Вот я и думаю: что будет с родной российской философией в связи с тем, что ассортимент всего (от пива до партий) резко расширился – но вместе с тем видны явные тенденции его сократить и упростить. Возникает выбор второго уровня – нужен нам выбор или ну его на фиг? Очень экзистенциально!

28 мая 2017

«А почему вы так нетерпимы к другому мнению?» Объясняю. Другое мнение может быть по поводу влияния Ницше на европейскую философию, или гипотезы Де Соссюра о первоначальной системе гласных в индоевропейских языках, или касательно тому подобных отвлеченных материй. В крайнем случае касательно медицинского диагноза. А вот расизм, мизогиния, проповедь коллективной ответственности, оправдание геноцида или массовых репрессий – это не «другое мнение», а подонство. Точно так же слова «Лев Толстой был графоман» – тоже никакое не «другое мнение», а невежество и хамство. Вязкий соблазн: спорить с идиотами или подонками. Особенно с теми, которые сочетают в себе оба этих милых качества. Приводить аргументы, взывать к логике, к совести, к морали, к историческому опыту. Фу. Позор и стыд.

Сей соблазн изгоняется жесткостью разума и трезвостью духа. Будем же работать над собой.

29 мая 2017

Не судите! Не осуждайте. Хорошо, не будем. Но – тогда и не хвалите, не одобряйте.