Фабрика прозы: записки наладчика

Школа уродов. Если «Двенадцать стульев» – это просто веселый авантюрный роман (поиски спрятанного сокровища – вечная тема), то «Золотой теленок» – это радостное и сочувственное живописание кошмара. Ну, протрите же глаза! Страна, в которой разбогатеть можно только воровством, поэтому богатство – это по определению преступление. Страна, в которой невозможно истратить большие деньги: нельзя купить дом или машину, можно только тайком кататься в спальном вагоне и покупать бриллианты. Страна, в которой приличный костюм можно купить только в комиссионке. Наконец, страна, покинуть которую можно только ползком по камышам, рискуя быть застреленным своими или чужими.

Советские моральные уроды и интеллектуальные недомерки, которые любили и до сих пор любят этот кошмар, воспитывались не на Фадееве и Островском – которые все-таки про отвагу и подвиг, – а прежде всего вот на этой ядовитой дряни.

2 августа 2017

Мизо-мизо-мизо, или понятие литературного. Случайно прочитал, что творчество Моэма, оказывается, «до отвращения мизогинно». Сначала я посмеялся, потому что творчество очень многих мировых и русских классиков и не-классиков именно таково. Но потом я смеяться перестал и вспомнил, творчество всех хоть на что-то пригодных писателей полно разнообразных «мизо-». Киплинг – «до отвращения мизотуземен», Бальзак и Золя – «мизобуржуазны», Толстой, напротив, «мизоаристократичен», Драйзер – «мизокапиталистичен», все они гомофобны, но зато Жан Жене и Евг. Харитонов «мизонатуральны». И тоже «до отвращения».

Никуда не денешься. В 1932 году Карл Шмитт издал знаменитую брошюру «Понятие политического», где показал, что это самое «политическое» держится на противопоставлении «Мы – Они», «Друзья – Враги». Боюсь, что понятие «литературного» держится на том же самом. На любви к своим и нелюбви, презрении, а то и ненависти к чужим. Книга, в которой корректно сбалансированы чувства в отношении всех на свете гендеров, рас, этносов, конфессий, сословий, профессий, статусов, а также особенностей внешности и произношения, и не смей ни про кого слова сказать – это протертое безвкусное пюре, не имеющее отношение к литературе.

9 августа 2017

Вызовы долгой жизни. Граф Кирилл Безухов хворал месяц или около того. Старый князь Болконский умер в два дня. Если бы они болели годами, сюжет великого романа был бы совсем другим. Пьер не стал бы богатейшим женихом России и не женился бы на красавице Элен. А княжна Марья не смогла бы принести Николаю Ростову столь солидное приданое.

Вся культура и вся повседневность в течение тысячелетий никак не включала ситуацию многолетнего (и часто дорогостоящего) ухода за беспомощными стариками. Цена цивилизованного «продленного умирания», бывает, подкашивает благосостояние целых семей.

То, что в прошлые времена могло бы стать наследством, перейти к следующему поколению в виде денег или иного имущества, теперь может уйти на оплату лекарств, врачей и сиделок. И добро бы речь шла только о деньгах или вещах. Социальное самочувствие сильно меняется; сыновья и дочери, посвятившие себя уходу за престарелыми больными родителями, счастливы и несчастны одновременно; усталые, часто обедневшие, разрывающиеся между стариками и собственными детьми.

Наша культура еще не готова к вызову старости, не освоила его. Противоречие между столь необходимой для нас всех гуманностью к дряхлым старикам и весьма высокой, подчас неподъемной платой за нее – это противоречие, мне кажется, в принципе неразрешимо.

Как противоречие между трудом и капиталом, между богатыми и бедными (людьми и странами), между биологическим и социальным полом. Без этих противоречий нельзя жить, они создают энергию развития, но они же становятся источником бесконечных трагедий.

* * *

– Говорова-Ивануха-Журавель, – сказала, протягивая мне руку, маленькая старушка, кукольная такая старушка с розовым, не очень морщинистым лицом, седыми кудряшками и ярко-синими глазами.

И, видя мое легкое недоумение, добавила:

– Трех мужей похоронила.

У нее была холодная жесткая лапка. Мне было двадцать лет, она была чья-то двоюродная бабушка, дело было на даче, – но мне стало страшно.

11 августа 2017

Ах, как писали о литературе в старину!