Фаина Раневская. История, рассказанная в антракте

Эпизод первый.

Раневская Ф.Г.Москва. 1950-е гг. Фотография публикуется с разрешения Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина

Фанни пишет письмо Василию Ивановичу Качалову, в котором есть следующие слова: «Я – начинающая актриса. Приехала в Москву с единственной целью – попасть в театр, когда Вы будете играть. Другой цели в жизни у меня теперь нет и не будет».

Затем запечатывает конверт и отправляет его безо всякой надежды получить ответ. Однако совершенно неожиданно ответ приходит: «Дорогая Фаина, пожалуйста, обратитесь к администратору Ф.Н. Мехальскому, у которого на Ваше имя будут два билета. Ваш В. Качалов».

С этой переписки начинается дружба великого Качалова и Раневской.

Из воспоминаний Раневской: «Бывала у В. И. постоянно, вначале робела, волновалась, не зная, как с ним говорить. Вскоре он приручил меня, и даже просил говорить ему „ты“ и называть его Васей. Но я на это не пошла. Он служил мне примером в своем благородстве.

Эпизод второй.

Василий Иванович организовывает встречу Фанни с Немировичем-Данченко.

Раневская, разумеется, волнуется, прекрасно понимая, что от исхода этого рандеву зависит ее судьба. Однако происходит нечто необъяснимое, при виде Владимира Ивановича Фаина почему-то называет его Василием Степановичем, что, разумеется, изрядно Немировича-Данченко коробит. Понимая, что совершила непростительную оплошность, Раневская в слезах убегает из кабинета классика русского театра. Качалов просит Владимира Ивановича простить молодой актрисе ее чрезмерную эмоциональность и все-таки принять ее, но в ответ он неожиданно слышит: «И не просите: она, извините, ненормальная. Я ее боюсь».

Эпизод третий.

Фанни вновь пишет письмо, но теперь уже Александру Яковлевичу Таирову с просьбой взять ее в свой театр. Таиров отвечает Раневской в свойственной ему интеллигентной манере: «Дорогая Фаина Георгиевна! Я получил Ваше письмо и по-прежнему хотел бы, всячески, пойти навстречу Вашему желанию работать в Камерном театре. Полагаю, что это осуществится. К сожалению, не могу в настоящую минуту написать об этом категорически, так как я должен несколько ориентироваться в дальнейшем нашем репертуаре, с тем чтобы у Вас была работа, и, с другой стороны, немедленному разрешению вопроса мешают осложнения, возникшие в связи с затянувшимся открытием театра».

Эпизод четвертый.

Фанни испытывает отчаяние. Театральная Москва явно не спешит принять ее в свои объятия, сделать членом своей «банды», как говорила Екатерина Васильевна Гельцер. И тогда Раневская снова уезжает. Она оказывается в Сталинграде, вернее, на сцене Сталинградского драматического театра, а ее зрителями становятся строители местного тракторного завода, одного из первых гигантов советской тяжелой индустрии. И происходит чудо – дочь богатого промышленника из Таганрога находит себя именно здесь, в самом эпицентре этого социалистического столпотворения, она играет в рабочих клубах и на строительных площадках, она становится любимицей сотен и тысяч зрителей, она получает такую профессиональную практику, о который иные столичные актеры могли бы только мечтать.

Эпизод пятый.

Александр Яковлевич Таиров предлагает Раневской роль в «Патетической сонате». В этой же постановке занята и неотразимая Алиса Коонен.

Впоследствии Фаина Георгиевна скажет: «Дебют в Москве! Как это радостно и как страшно! Я боялась того, что роль мне может не удастся. В то время Камерный театр только что возвратился из триумфальной поездки по городам Европы и Латинской Америки, и я ощущала себя убогой провинциалкой среди моих новых товарищей… Когда входила Алиса Коонен, игравшая в этом спектакле, я теряла дар речи. Мои товарищи-актеры были очень доброжелательны, и все же на репетициях, видя их в зале, я робела, ощущая себя громоздкой, неуклюжей. А когда появились конструкции и мне пришлось репетировать на большой высоте, почти у колосников, я чуть не потеряла дар речи, так как страдаю боязнью пространства. Я была растеряна, подавлена необходимостью весь спектакль «быть на высоте». Репетировала плохо, не верила себе, от волнения заикалась. Мне думалось, что партнеры мои недоумевают: к чему было Таирову приглашать из провинции такую беспомощную, бесталанную актрису? Александр Яковлевич, внимательно следивший за мной, увидел мою растерянность, почувствовал мое отчаяние и решил прибегнуть к особому педагогическому приему – стоя у рампы, он кричал мне: «Молодец! Молодец, Раневская! Так! Так… Хорошо! Правильно! Умница!».

Однако было и другое видение Раневской в ту пору.

Александр Яковлевич Таиров