Фаюм

Илья быстро переоделся, развесил свои вещи и открыл дверь. В коридоре у окна напротив соседнего купе стоял высокий подтянутый мужчина то ли франтоватого, то ли государственного вида. Правильные черты лица, аккуратные усы и щегольские бачки, ненавязчивый аромат, ослепительно белая рубашка, классические запонки, тонкое обручальное кольцо, брюки идеально подогнаны по фигуре. На вид ровесник или даже чуточку младше. Обернувшись, он приязненно взглянул на Илью.

– Доброго вечера! Так мы с вами соседи?

– Вы из шестого купе? Тогда соседи, да.

Они постояли рядом молча, слегка раскачиваясь, слушая мелодию подземки.

– А вы, простите, не из служивых людей, часом? – заинтересованно спросил сосед.

– Я? – Илья удивленно усмехнулся. – Ну нет! Почему так решили-то?

– М-м… Да просто выправка у вас.

– Это только наследственное. Гены.

– Ясно. Я сам на флоте. Правда, служу там по инженерной части. Инженер-майор, так это при Союзе называлось, кажется. Может, поэтому еще подумал. – Сосед обаятельно улыбнулся. – А вы?

– Я… – Илья на долю секунды запнулся, – ну если одним словом, писатель.

– Ого! Известный?

– Как сказать. Смотря кому. – Илья хмыкнул. – Плюс-минус тысяче человек, наверное, да. Ста сорока пяти миллионам, конечно, нет. А у меня, кстати сказать, отчим в подплаве всю жизнь отслужил.

– Так значит, и в самом же деле гены! – Сосед дружелюбно расхохотался и легонько хлопнул его по плечу. Протянул громадную раскрытую ладонь. – Николай. Можем на ты?

– Илья. – Он крепко сжал протянутого ему «краба», кивнул. – Конечно, можем. Какими ветрами тебя под землю занесло?

– Да как-то подумал я про себя, вот везде ты, Николай Палыч, бывал: по земле ходил, по воде, под водой, в горах на Кавказе, было дело по молодости, год почти провел. Надо бы и под землю спуститься дольше, чем на полчаса в метро. С диггерами связываться что-то мне как-то так себе. А тут, оп, случай подсунул эту поездку, все серьезно, все официально. Ну любопытно же.

Николай указал на окошко, за которым как раз пролетала мимо них одна из станций будущей седьмой линии. Из пятого купе выглянула старушка, покрутила головой, осторожно протиснулась мимо мужчин – отнести мусор в контейнер. Проходя обратно, задержалась на них взглядом.

– Может, зайдем? – Сосед кивнул головой в сторону своей двери. – А то мы тут перегородили все. Я попрошу чаю-кофею нам принести. Или ты не один едешь?

– Да пока один. – Илья колебался секунду. – Давай. Сейчас, телефон возьму с собой, чтобы жена меня не потеряла. И попроси там их, чтобы музыку свою потише сделали, а? – добавил он.

Телефон, правда, показывал, что сотовой сети нет вообще. Он вдруг сообразил, что, видимо, на платформах новой линии еще не установили базовые станции, а в тоннелях пока не протянули кабель. Убрав в рюкзак бессмысленный кирпичик и покумекав, Илья принес из уборной лист бумажного полотенца, достал ручку и написал Марусе несколько слов.

Подалёку от нынешних мест

Полвека назад, в первые годы после войны, по нечетной стороне центральной улицы появились два новых дома. Строили их австрийцы-военнопленные из лагеря, и горожане прозвали эти дома «венскими». Имя архитектора беглая людская память, увы, не сохранила.

Каменные двойняшки были похожи на приехавших издалека переселенцев в большом городском общежитии. Приземистые, трехэтажные, не по-здешнему ладные, с порталами и колоннами у каждого из двух парадных, с просторными открытыми лоджиями по бокам, на которых летние ветра играли с занавесками или бельем, – даже и в старом центре эти дома казались между соседей чужаками не от града сего. Как если бы они пытались говорить на том же самом, что и все вокруг, каменном языке, но едва уловимый акцент или неотчетливые особые приметы неизменно их выдавали.

Двор на два дома был общим – узким и длинным, с маленькой детской площадкой: песочница, какие-то простенькие качели, горка. По другую сторону двора тянулся во всю его длину дощатый забор с двумя проходами в проулки. За забором все заросло частным сектором – пожилыми домишками с их палисадниками, калитками, осторожно-злыми-собаками, облаками, банным дымком по субботам и кустами сирени. Если идти проулками насквозь – ноги доведут до оврага и мостика, за которым, отсюда нам не видная, стоит двухэтажная школа из бурого кирпича, тогда, после войны, еще восьмилетка.

Маруся впервые попала в один из «венских» домов полвека спустя, в конце сентября, в пятницу. Их новый англичанин, Старцев, болевший с понедельника, позвонил завучу и попросил, чтобы ребята собрали тетрадки с домашними топиками и кто-нибудь занес их ему домой. Завуч передала классу сообщение от Ивана Яковлевича, велела собрать тетради, назвала адрес и смотрела на них в ожидании добровольцев. Оказалось, Старик жил в одном из тех двух старых домов на проспекте. Для Маруси это было по пути, она переглянулась с Диной, изобразила понятный им двоим жест, и они вместе подняли руки.