Фаюм

– Во-вторых, так получается гораздо быстрее и легче, голос утомляет. Вслух я не контролирую эту связь, я начинаю беспокоиться, разборчиво ли говорю, ясно ли меня слышат и так далее. А во-первых, мне просто нравится держать ее за руку.

Илья решил поделиться своим вчерашним подозрением:

– А мы могли вообще победить? Или из тех начальных позиций, которые вы нам раздали, выиграть было в принципе невозможно?

Комарович задумался.

– Тут нет простого ответа. Откровенно говоря, я и сам не знаю. Когда мы только начинали проект, я обнаружил в этой ролевой игре кое-что неожиданное для себя… Вы знакомы со шведками?

– М-м… – Илья покачал головой. – Мне как-то брюнетки ближе. Да и вообще родная красота, русская.

Можно, подумал, я тоже возьму ее за руку? Когда Комарович ответил, Арина рассмеялась.

– Шведки – это шведские шахматы.

– А-а!.. Ну что-то слышал мельком, только очень давно. Можно сказать, не знаком.

– Если совсем вкратце, это парная игра, двое на двое на двух досках. Побеждают те, которые первыми взяли партию на любой из досок. В команде один играет белыми, другой – черными. И на каждой доске действуют обычные правила шахмат. Кроме одного: те фигуры и пешки противника, которые игрок съедает, он передает партнеру. И тот может выставить их уже на свою доску, за себя. Там тоже есть, конечно, ограничения, но обойдемся без деталей, главное – идея. То есть взаимодействие с противником становится гораздо сложнее: как бы он ни был хорош, не все зависит только от него.

– И не только от тебя самого.

– К этому я и веду.

– Почему вы дали мне двух персонажей? – спросил Илья.

– А я вижу человека таким, каким он сам видит себя. Только вам для этого нужно зеркало, а мне… Мне достаточно быть слепцом – чтобы собственный взгляд не мешал. Так что я ваше зеркало – а вы будете моим. Помните, мы же пригласили вас не только как нового участника проекта, но еще и как… Протея, правильно запомнил? Кстати, я заметил, что на «Карамзине», кроме борьбы игроков за свои интересы, за свои цели, почти всегда фоном идет поединок автора и персонажа. Вы не обратили внимания? Похоже на бесконтактный армрестлинг. Мастер дает легенду, установки – но игрок ведь не кукла, подспудно что-то у него там и от себя в котелке, простите, варится. А дальше всякое бывает – чья воля другую нагнет. Вот вспомните Каховского: может, окажись вчера в его шкуре кто другой…

– Да, это я понимаю, – не слишком деликатно перебил Арину Илья. Он действительно понял, да и не хотелось ему сейчас о бедолаге Каховском.

– Ну и хорошо. А еще из любопытного: обычно любой сюжет предполагает какую-то сборку героя, становление его личности, его «Я», правильно? Собирание земель русских. Или наоборот – распад, разложение, гибель. Собственно, разницы между ними никакой нет, просто стрелочка вектора в противоположную сторону. Но мы тут в проекте принципиально другим занимаемся: мы не собираем, а разбираем личность – через персонажа. Только, конечно, не на элементы – мы же реконструкторы, не деконструкторы, – а на варианты. Петр Леонидович просит меня подчеркнуть для вас голосом или жестом его слова «элементы» и «варианты». И эти варианты испытываем на подлинность в разных сюжетах. В разных обстоятельствах, в разных оттисках времени.

– Что значит подлинность? – спросил Илья. – Чтобы было не просто похоже, а по-настоящему? И кто решает, получилось или нет?

– Похоже, мы сами и решаем. Подросток боится быть не собой. Не всегда, но очень часто. С возрастом это все вроде как рассасывается – но потом опять накрывает. Годы летят, тебе кажется, что ты себя растерял, что ты живешь чьей-то чужой жизнью. Как будто одна только роль от тебя и осталась. Но чтобы страх преодолеть, от него ведь не убегать надо – так он, наоборот, злей собаки прицепится. Надо на него идти, надо пройти насквозь. То есть попробовать как раз стать этим самым другим, чужим – и чем дальше от себя, тем лучше. А затем плюс-минус вернуться. И мы играем спектакль, чтобы выломиться из спектакля.

Илья делал заметки в своем молескине. Несомненно, сейчас он охотней рисовал бы там ножки милой переводчицы. Но было неловко – вдруг увидит? Да и все-таки стоило кое-что из сказанного записать.

– И зачем все это надо? – уточнил он. – Получается что-то вроде терапии? В чем конечная цель? Самопознание – так?

– Наверное, кому как. Мне нужно оставить мир в чуточку лучшей конфигурации.

Илья кивнул, подтверждая. И перехватил внезапно неодобрительный взгляд Арины.

– Мне вот что еще интересно, – подумав, сказал он. – Для себя. А хотелось бы, только честно, какую-то другую судьбу?

– Другая судьба бывает только у других, – Арина ответила ему сама и отрезала: – Предлагаю глупости пропустить, я не стану такую стыдобу спрашивать. «Пройдемте в следующий зал».

Он примирительно поднял руку.

– Ладно-ладно, Ариша, ну как-то по-другому тогда сформулируй… Хотелось бы, я не знаю, вытянуть другой билет?