Факелы на зиккуратах (СИ)

Эрдман смотрел на него и ждал. Было понятно, что Фабиан не ослушается. Тот знал цену субординации. Недаром был старостой, недаром не колеблясь выдвинул свою кандидатуру на пост капитана школьной сборной, недаром входил в совет самоуправления и поддерживал нынешнего его президента. Ситуация была сложной, неустойчивой, преподаватели школы между собой посмеивались, что Равенсбург-не-президент куда опасней Равенсбурга-президента, потому что его желание быть наверху и только там было очевидным. Фабиан не скрывал его, но и не тыкал им в глаза. И было в нем что-то, тихо мурлыкавшее: это еще что, то ли еще будет. Фабиан был хорошим лидером, агрессивным, неуступчивым, но старался оставаться справедливым. И с вышестоящими ладил, хотя ни на куратора, ни на школьное руководство не смотрел снизу вверх – исключительно глаза в глаза. Кто его знает, может, Эрдман смотрел на будущего Верховного Консула. Но до этого еще дожить надо, а пока Фабиан – всего лишь подросток, который раз за разом оказывается в крайне неприятных ситуациях. И этот подросток, которому Эрдман хотел помочь, стоял, вытянувшись, в двусмысленно почтительной позе, смотрел на него полыхавшими глазами – и молчал. Эрдман ждал. Фабиан процедил наконец: «Есть». Эрдман посочувствовал психологу.

– Доктор Нусбергер ждет вас через полчаса. – Сухо произнес он.

Фабиан склонил голову и прищурил глаза. Затем он развернулся и пошел к двери. Эрдман мог окликнуть его, потребовать поведения, соответствующего уставу и многого еще, и Фабиан подчинился бы. Казалось, что мальчишка именно этого ждал – слишком неторопливо он шел к двери. Но в его дерзости было нечто привлекательное, нечто, позволявшее ему рассчитывать на понимание. В нем самом угадывалось что-то, делавшее его равным им, взрослым. Некоторые выпускники были куда более детьми, чем этот четверогодок. Поэтому Эрдман молчал.

Выйдя из кабинета куратора, Фабиан не спеша пошел по коридору, глядя перед собой и до боли сжимая зубы. Он не имел ничего против психологов вообще и Нусбергера в частности, более того – именно последний ему даже нравился чем-то, но с каким бы удовольствием Фабиан их всех в резервацию поместил и никогда, просто никогда из нее не выпустил. Он обошел корпус, быстрым шагом зашел в аллею, прошелся по ней немного и сошел с дорожки, чтобы там всласть попинать дерево. Он был зол.

Доктор Нусбергер не был штатным психологом, для рутины вроде составления психосоциальных карт, написания отчетов и прочей шелупони в школе было целых три надежных, работящих и преданных делу и школе, но не отличающихся выдающимися талантами специалиста. Доктор Нусбергер же был заезжей звездой. Вроде даже стоял у истоков реформы этой школы, проведенной пару десятков лет назад. Он не был светской звездой уровня ваан Лормана, но известность и репутация у него были неоспоримые. Доктор Нусбергер появлялся в школе один-два раза в неделю, вел скользкие и запутанные случаи и вроде как изредка контролировал дела учеников. Руководство школы было довольно: крутись как хочешь, а репутация Нусбергера была впечатляющей. Родители были счастливы: за свои денежки они как раз на него и имели право рассчитывать. Довольны были и дети, которые после консультаций Нусбергера если и не чувствовали себя рожденными заново, то уверенней в себе точно. И был Фабиан. Который стоял перед дверью его кабинета и угрюмо смотрел на нее.

Но консультация должна была начаться через полторы минуты. Он и вошел в приемную. Экран интеркома засветился, поприветствовал его, по лицу пробежали теплой волной лучи сканера, и почти человеческий глубокий и теплый женский голос предложил ему подождать. Через полминуты доктор Нусбергер высунул голову из двери.

– Добрый день, Фабиан, рад вас видеть, – радостно сказал он. – Я как раз поставил греться воду на чай.

– Добрый день, доктор Нусбергер, – процедил Фабиан.

– Проходите в кабинет, – ухмыльнувшись едва заметно, произнес доктор Нусбергер.

Фабиан вошел и замер у двери. В кабинете едва улавливался цветочный запах; Фабиан не был уверен, действительно ли цветочный, или это какой-нибудь странный чай так пахнет; он принюхался. Доктор Нусбергер стоял у чайника и задумчиво смотрел на него.

– Разумеется, куда более прилично было бы поместить в приемную помощника, – задумчиво сказал доктор Нусбергер. – Тем более Томас предлагал. М-м, директор. Директор Брускес. Все время забываю, что в вашей славной школе не пристало фамильярничать. Только смысла в человеке в приемной на эти три часа нет никакого. Садитесь, Фабиан, я сейчас заварю чай и приду. И пожалуйста, не садитесь к рабочему столу, лучше в эркер.