Она не походила на женщин, к которым Фабиан привык. В Валерии отсутствовало типично женское тщеславие, она просто относилась и к тому, как выглядит. В принципе, ее можно было понять: Валерия определилась со своим будущим профилем, и это была разработка промышленных комплексов для климатических зон с низкими и очень низкими температурами. А там приходилось одеваться функционально, а не привлекательно; и после трехмесячных стажировок было очень непросто перестраиваться на иной лад, наполнять гардероб иными вещами и заново узнавать, где делать прически, где – маникюры, а где – какие-то еще косметические процедуры, которых придумывалось все больше. И еще полтора года назад она смущалась, нервничала, что не выглядит достойно, и вот – она равнодушно пожимала плечами, когда считавшиеся когда-то подругами знакомые пытались отпустить шуточку-другую насчет невзрачного макияжа и коротко обстриженных, самостоятельно отполированных ногтей. Такое равнодушие было тем более просто продемонстрировать, что Фабиан именно такую ее естественность в ней находил привлекательной.
Человеку неподготовленному такие странные предпочтения холеного, лощеного, избалованного цивилизацией Фабиана могли показаться странными, но он сам только пожимал плечами: мало иметь доступ ко всем благам цивилизации, к распоследним косметическим и косметико-коррекционным процедурам, нужно, чтобы и за фасадом было что-то. Он охотно развлекал себя ни к чему не обязывающим флиртом, ни к чему не обязывающими приключениями с холеными, лощеными, избалованными цивилизацией, обточенными многочисленными косметико-коррекционными процедурами женщинами, но охотно говорил о «нас с Валерией», «моей невесте» или «моей будущей жене». Свадьба все откладывалась, Валерия сама вспоминала о том, что им все-таки придется рано или поздно пожениться, только мимоходом, и при этом они считались чуть ли не образцовой парой. Фабиан был привязан к Валерии, она отвечала ему тем же, но никто из них не заводил речи о свадьбе. Валерии предстояло закончить образование, и это было отличным предлогом в очередной раз отложить ее на неопределенный срок.
После года с небольшим скрупулезных исследований, обработки архивов и боев с редакторами Фабиан наконец признал: воспоминаниям быть. Огберт был рад и сразу же потребовал, чтобы на информационном портале Государственной Канцелярии появилось сообщение о готовящихся к публикации воспоминаниях Содегберга. Консулы встревожились, потребовали ознакомиться с черновиком, и Фабиан угробил еще около месяца на согласования, а то и просто на то, чтобы отстоять свое право представить материал так, а не иначе. И наконец свершилось: презентация мемуаров Аурелиуса Мелха ваан Содегберга.
Она была организована Консулатом, а значит с присущей ему помпезностью. Огберт дал интервью центральному инфоканалу, в котором отозвался неодобрительно об этом желании Консулата перетянуть одеяло на себя. Дармшедт тут же отозвался в интервью тому же инфоканалу, что Содегберг был фигурой, значимой для политической жизни всей республики, а не только Канцелярии, и желание Консулата воздать ему должные почести на государственном уровне вполне объяснимо. Велойч тоже немного пошипел в адрес Огберта; Фабиан от интервью отказался, но пригласил Огберта на ужин и развлек его незатейливыми историйками о болезненно раздутом самолюбии некоторых государственных деятелей.
По забавной иронии судьбы презентация книги совпала с отставкой Армушата и еще пары людей – из тех, связанных с отставкой Альбриха. Но публикация освещалась широко, а отставка Армушата и иже с ним не интересовала практически никого. Оппенгейм сотрясал кулаками, обвиняя и в этом самоуправстве Фабиана; но Фабиан снизошел до семейного ужина с Оппенгеймами – и хоть бы слово было произнесено об этом. Оппенгейм вел себя тише воды, ниже травы: потому что Огберт, о чьем приятельстве с Фабианом не шептался только ленивый, лично курировал проверку Госканцелярии в транспортном совете Магистрата. Армушат, ушедший в отставку не в последнюю очередь из-за этой проверки, предпочитал проводить как можно больше времени за границей, чтобы, если что, остаться там навсегда.
Презентация была чуть ли не событием месяца: на нее жаждали попасть многие и многие люди, те билеты, которые поступили в продажу, были раскуплены в мгновение ока; Консулы и высшие чиновники Госканцелярии воспользовались своим правом приглашать людей не по списку, и гостей набилось, как селедок в бочке. Валерия скучала рядом с Фабианом; он сам просто скучал. Чтобы хотя бы ей скрасить досуг, он познакомил ее со своими знакомыми, занимавшимися разработкой каких-то невероятных проектов и с чувством выполненного долга отправился в свободное плавание.
О, как был удивлен Фабиан, когда к нему подошел Альбрих.
– Читал, удивлен, как ловко ты обыграл мою отставку, даже благодарен, – сказал он. – Хотя сделать из записок этого чокнутого зануды что-то удобочтимое – для этого нужна невероятная ловкость.