Факелы на зиккуратах (СИ)

Когда этот старый образина вывалил на него известие о твердом и непреклонном желании Валерии выйти замуж, Фабиан не поверил. Подумал еще, о какой такой Валерии идет речь и почему этот дурак решил, что Фабиан непременно должен быть поставлен в известность об этом. До него не сразу дошло, что речь идет о его Валерии; куда медленнее, если уж на то пошло, чем о том, почему Оппенгейм прискакал к нему. Этот старый лис ведь был близок с Армушатом в прошлом; в последнее время – куда меньше, смотрел издали, как Госканцелярия все энергичней изучала документацию совета, в котором Армушат был главным, посылала на ревизию один за одним проекты, в которых он принимал участие, и не вмешивался. Поначалу пытался, говорил с Фабианом, осмеливался кричать на него, требовать. Магистр – у консула – требовать. Государственный канцлер Огберт поинтересовался однажды на расширенном заседании Магистрата, так ли хороша отчетность по новому комплексу линий сообщения, как доклады господина магистра Оппенгейма. Фабиан задумчиво смотрел в окно и совершенно не интересовался происходящим. В отличие от Велойча – тот-то был захвачен происходящим. Отчетность была так себе; Госканцелярия нашла возможность удовлетвориться ею, но не безусловно. Оппенгейм начал относится к Фабиану с куда большим уважением. Армушат – тому было почти все равно. Он пытался найти себя в каких-то заграничных фондах, все больше общественных; политические многозначительно кивали головой в сторону Альбриха и посмеивались. Дорога в Республику была ему заказана, а Фабиан бросил в одном из разговоров на семейном ужине с Оппенгеймами, что не исключена возможность заведения уголовного дела, и если подобрать прокуроров половчее, то речь может пойти и о государственной измене: некоторые поступки Армушата предоставляют возможность очень и очень неоднозначных трактовок. Мама Оппенгейм долго молчала, а затем резко начала предлагать десерт. Очевидно, памятуя обо всем этом, а помимо этого и о многом, многом другом, Оппенгейм и решил как-то обелить себя. Мол, ничего не знал, ни сном, ни духом, искренне расстраиваюсь, прошу учесть это при твоих дальнейших действиях, но контрактец, который ты подписал с Валерией, был подписан все-таки с Валерией, мы к нему непричастные, она девочка взрослая, дееспособная, с нее все и взыскивай. И если до этого Фабиан относился к будущему тестю с каким-то подобием уважения, а если быть точнее, не брезговал высказывать оное публично, то отныне и это не считал должным демонстрировать. Он начал допрашивать Оппенгейма о том, как, что и когда, что за очкарика Валерия выбрала для своих любовных игрищ, и все – откинувшись назад, глядя на бывшего будущего тестя свысока, задавая краткие вопросы, не утруждая себя милыми формальностями.

Закончив допрос Оппенгейма и выставив его за дверь, Фабиан начал отдавать распоряжения: своему помощнику – начать подготовку срочного полета, руководителю конструкторского центра – требование предоставить ему документы за последний период и выделить сопровождающего, еще паре человек – требование выяснить, когда должна состояться свадьба некоей Валерии Оппенгейм и Габриэля Эрггольца и все, вплоть до мельчайших, детали, связанные с ней. Если первые два человека не были удивлены: помощник – потому что такие неожиданные авантюры были вполне в духе неуемного Равенсбурга, руководитель конструкторского центра – потому что Равенсбург давно приучил его быть готовым к сюрпризам, то последние были удивлены: Валерия Оппенгейм – выходит замуж не за Равенсбурга? Не может быть. Могло.