Ему нужно было сделать бесконечное множество дел. Потребовать от помощников отчета о том, какие встречи удалось перенести, какие еще нет. Потребовать у сотрудников службы безопасности дополнительных сведений об Эрггольце. Потребовать от стюарда еще кофе и рявкнуть на него, не в последнюю очередь, чтобы спустить пар. И думать, думать, думать, было ли в поведении Валерии что-то, что указывало: не откровенна она с ним, утаивает что-то. Думать, мог ли он распознать по каким-то признакам такой поворот. И да, когда он оглядывался назад, многое в ее поведении говорило: ее сердце не там, где она сама. Это были детали, вроде излишней рассеянности. Валерия была то излишне отстраненной, то словно спохватывалась и начинала демонстрировать отвратительную внимательность, граничившую с угодливостью. Она проводила много времени вне столицы, далеко от Фабиана – но это было скорее удачей с точки зрения общественного портрета: мол, политический деятель новой формации, который происходит из отличной семьи, получил отличное образование и прошел отличную школу у старых и проверенных политиков, а теперь строит нечто новое, вон даже не погнушался связаться с независимой женщиной, которая явно не собирается сводить свои интересы к заботам о светской жизни мужа. Это можно было здорово обыграть, и Фабиан нещадно пользовался этой возможностью, чтобы заработать себе еще одно очко, еще один бонус – и воспользоваться ее отсутствием на полную катушку. Этот стюард, притаившийся за перегородкой, был в курсе – и Фабиан не мог вспомнить его имени.
Чем ближе они приближались к аэропорту назначения, хотя так называть это сооружение со средней длины взлетной полосой и небольшой вертолетной площадкой язык поворачивался не у всех, тем беспокойней становился Фабиан. Он так и не мог определить, что он испытывает, что за чувства его гложут – и что делать дальше. Для начала завтракать. В три часа утра. Стюард преданно смотрел на него – он-то был готов еще на одну смену, на две, на круглосуточное обслуживание; Фабиан подумал секунду-другую, поразвлекал себя мыслью о том, как это выглядело бы – он уединяется в служебной квартире с этим сучонком. То ли в его взгляде что-то такое проскользнуло, то ли стюард не сомневался, что клиент воспользуется своей возможностью, даже не так – властью – и попользует его, но сучонок подобрался, изменил свою позу самую малость, Фабиан так и не понял: в пояснице он выгнулся, голову чуть склонил, глазищами своими повел этак многозначительно, что ли, но по Фабиану прошла легкая, пока ненастойчивая волна жара. Фабиан переступил через нее, посмотрел на него иначе, представляя, как сдавливает его череп, дробит шейные позвонки, разрывает грудную клетку – сучонок сжался и отскочил в сторону и осмелился перевести дыхание, только когда он вышел из самолета. Фабиан прошел к выходу.
Он на ходу сообщил пилоту, что задержится на пару дней, не более; спрыгнул на землю и огляделся. Они были одни на летном поле; отчаянный маневр, однако, вылетать за полночь, лететь при сильном ветре, приземляться за несколько минут до шторма. Фабиан поднял лицо к небу. Темному, низкому, напитанному водой так, что казалось: дунь на него, и на землю обрушится океан, не меньше. И огни – отчетливые на периферии зрения, кроваво-красные, ржаво-желтые, беспокойно-багровые.
У Фабиана гулко билось сердце. Он почти успокоился, почти остыл, снова обрел способность улыбаться очаровательно, естественно, что проверил на встречавшей его женщине: ее лицо было знакомо, пару лет назад она была чем-то непримечательным, то ли салфетки раскладывала, то ли карандаши затачивала. Она держала в руках планшет с его именем, словно Фабиану нужен был такой костыль; она-то его узнала сразу и скорее всего для нее это было одновременно и боевым крещением, и обременительнейшей необходимостью. Фабиан подошел к ней, склонил голову, скупо улыбнулся.
– Мы определенно встречались раньше, Сладьяна, – произнес он. – Миронов решил поднакопить силы к полудню?
– Господин Миронов счел возможным доверить мне почетную обязанность встретить вас, – широко улыбнулась она.
– Обязанность бесспорно почетная, – усмехнулся Фабиан. – Так я не ошибся? Сладьяна?
– Совершенно верно, господин консул. Я бесконечно польщена, что вы не просто обратили на меня свое внимание, но и сочли необходимым запомнить мое имя.
«Бред какой», – подумал Фабиан и угукнул, чтобы ответить хоть что-то.
Фабиан лениво интересовался тем, как она из простого служащего добралась до уровня, открывающего ей личный доступ к консулу. Она отвечала на его вопросы охотно, обстоятельно, Фабиан развлекался, слушая ее ответы; она казалась бодрым, энергичным человеком, несмотря на жутко раннее утро, прямолинейным и непосредственным. Скучным, в общем. Она уверенно вела машину, Фабиан смотрел перед собой и молчал.