Факелы на зиккуратах (СИ)

И помощник сообщил ему, что самолет ждет, команда находится в боевой готовности, время отбытия-прибытия согласовано, служебная квартира, транспорт и сопровождающий готовы к принятию очень важного гостя, директор центра связался, чтобы уведомить Фабиана о том, с каким нетерпением его ждет не только он, но и все его коллеги, а пара людей из службы безопасности сообщали информацию по мере поступления. Ее было мало, но она была: свадьба запланирована в администрации поселка на полдень, потому что до нее администрация была по каким-то причинам закрыта, потом и у Оппенгейм, и у Эрггольца запланированы какие-то испытания, господин консул может ознакомиться с ними, буде у него возникнет желание; досье на Эрггольца, включая сведения из всевозможных реестров, выглядит – нормально выглядит. Мужик был задротом в свое время, не раз попадал в полицию, потому что имел глупость покуривать разные субстанции, участвовать в демонстрациях за права животных, аборигенов Крайнего Севера, мангровых лесо крайнего юга – интересы не поддаются систематизации, помимо инженерных. Ибо когда его то ли наперекор собственным желаниям, то ли в расчете на то, что парниша обладает достаточным благоразумием и ухватится за возможность выбиться в люди, а может, и просто потому, чтобы загрузить по самую маковку, его засунули в чахлый инженерный институт, Эрггольц неожиданно нашел себя в совершенно несвязанной с прежними интересами сфере. И с тех пор разве что пару раз попадался на глаза полиции за превышение скорости. Наверное, и дальше покуривал – от этой привычки так просто не отказываются, но никто не делал из этого ни трагедии, ни перформанса. Этот Эрггольц был высоким, сутулился, носил очки, стригся очень коротко, что с учетом его лысины было вполне оправдано, предпочитал джемперы – и ему было сорок четыре года. Фабиан еще раз изучил его биографию, прикидывая, когда и где Валерия могла с ним столкнуться. Несколько событий допускали такую возможность, скорее всего, Валерия проходила стажировку рядом с ним, а когда подвернулся ее первый долгосрочный самостоятельный контракт, да еще в его близи, все и случилось. Это ничего не объясняло; Фабиану и не нужны были объяснения. Но крови он хотел и еще не определился, чьей крови он хотел.

Несостоявшаяся теща, мама Оппенгейм, попыталась связаться с Фабианом. Такой глупости он не понял, с огромным удовольствием сообщил ей, что с учетом обстоятельств считает возможным, допустимым и даже ожидаемым ее добавление в черный список, что и сделал в ближайшие две минуты. Он бы и от команды на борту избавился, но о такой роскоши можно было только мечтать – пассажирские самолеты-беспилотники пока находились в стадии бета-тестирования, а посему приходилось терпеть пилота, который считал своим долгом лично проводить Фабиана к его месту, лично отчитаться о том, как прошел взлет и лично поинтересоваться, как обстоят дела у Фабиана. Приходилось пить дурацкий кофе, улыбаться, вести беседу, отшучиваться на пошловатые шутки о жажде увидеть невесту и удерживать свое желание заорать на него, выгнать в кабину и запереть в ней. Еще и стюард горел желанием задушить Фабиана сервисом высшего класса, не меньше. И стервец такой, видел, что Фабиан зол, готов вцепиться в первую попавшуюся на его пути глотку, и в пику инстинкту самосохранения, потакая совершенно иному инстинкту, предлагал Фабиану то еще чашечку кофе, то ужин, то разложить кресло, то еще какую-нибудь дрянь. Фабиан не сдержался, неторопливо встал, ухватил его за грудки, тряхнул как следует и прошипел: «Пшел вон». По телу стюарда пробежала волна дрожи, а ресницы затрепетали, а ноздри алчно расширились, и Фабиан вышвырнул его из салона от греха подальше.