Факелы на зиккуратах (СИ)

И он становился все слабее, провожал Фабиана таким взглядом, что тому казалось: этот день может стать последним, но затем взбадривался, выгонял его, хотя это могло стоить Абелю последних сил. Записи в блоге становились все более краткими и все более редкими. И даже когда врачи сказали, что анализы стали получше, Абель не взбодрился. Он словно отгораживался от Фабиана: отказывался говорить с ним, начиная с раннего вечера делал вид, что спит, хотя это выглядело неубедительно, требовал по утрам, чтобы Фабиан не задерживался у него слишком долго, чтобы не опоздать на свои очень важные дела, отказывался говорить о своей работе.

И Фабиан сорвался. Наорал на Абеля, обвинил его в эгоцентризме, в том, что он упивается своим несчастьем, упорствует в нежелании принимать помощь, отказывается думать о других, которым тоже достается. Хлопнул дверью, отправился в консулат, на привычный вопрос Альберта о самочувствии Абеля рявкнул, что все просто замечательно, как и должно быть у этого куска плоти, сорвался на Севастиану, который попытался потребовать что-то совершенно невинное, вроде личного участия главного в каком-то проекте. Весь день прошел в таком духе. Фабиан с трудом сдерживался на проходном заседании сената, его злила медлительность, с которой сенаторы обсуждали какой-то дежурный вопрос, обсасывая его со всех сторон, словно ничего более важного не существовало ни в сенате, ни в столице, ни в республике. Рявкнул на Руминидиса, который осмелился сострить по поводу его тонкой душевной организации. Наорал на Томазина, потребовавшего пяти минут времени для согласования нескольких встреч. Выгнал всех и потребовал, чтобы не смели беспокоить его со всеми своими идиотскими делишками.

Томазин кисло поглядел на дверь в кабинет Фабиана, уселся за свой стол с таким видом, словно весь мир начал страдать диареей, и сложил руки на груди, всем своим видом изображая: я больше ничего не буду делать. Альберт, посмотрев на него, связался с медцентром. Его разговор заинтересовал Томазина до такой степени, что он решил проверить, как дела в блоге Абеля.

Альберт отключил коммуникатор.

– Последняя запись в блоге Аддинка – за позавчерашним числом, – задумчиво глядя на экран, произнес Томазин.

– С самочувствием господина Аддинка все в относительном порядке. Изменений нет, – ответил на это Альберт.

И они молчали, не зная, ни что сказать, ни что делать с полученной информацией.

Было бы понятно, если бы Фабиан продолжал пребывать в состоянии отчаянной готовности к худшему. Было бы понятно, и если бы сведения о здоровье Абеля были пессимистичными. Но кажется, причина для дурного настроения Фабиана заключалась в чем-то ином.

Альберт, мельком глянув на Томазина, связался с Абелем. Томазин встал, якобы чтобы прогуляться, подошел к окну, затем стал у стола Альберта, стараясь оставаться незамеченным для камер. Альберт игнорировал его, но использовал не наушник с микрофоном, а громкую связь.

Абель пребывал в унынии. Он говорил нехотя, отвечал односложно, избегал глядеть на собеседника, всем видом давая понять: оставьте в покое. Альберт интересовался, будет ли Абель в состоянии сопровождать Фабиана на приеме в посольстве через две недели. Абель отказывался.

– В таком случае я предложу господину главному консулу кандидатуры лиц, которые возможно будут сопровождать его? – ровно спросил Альберт. У Томазина округлились глаза. Он попытался заглянуть на экран, но поостерегся. – К сожалению, этого требует протокол. Ранее, когда должность главы республики была не столь однозначна, требования к господам консулам предъявлялись менее жесткие. Сейчас мы, увы, вынуждены следовать негласным требованиям дипломатического этикета. Вы не будете против магистра по делам семьи госпожи Мириэллы Стаффолд? Я пришлю вам данные о ней. И, возможно, вице-консул Бартоломей Якобс. Он состоит в штате господина Кронелиса.

Разговор закончился. Альберт сложил руки перед собой, и на лице его угадывалось неодобрение.

– Ну? – требовательно спросил Томазин.

– Кажется, ему действительно все равно.

– А если направить к нему психотерапевта?

Альберт посмотрел на него и снова перевел взгляд на экран.

– А если он откажется от его помощи?

Томазин опустил голову и отошел от стола.