Факелы на зиккуратах (СИ)

Он-то стремился постоянно находиться рядом с Абелем. Палата была огромная, при необходимости Фабиан мог и переночевать в ней; причем эта необходимость возникала каждый вечер, и каждое утро Фабиан пытался украсть у себя – главного консула еще пару минут, чтобы подольше побыть рядом с Абелем. Все это время тот бодрился, возмущался, что с ним носятся, как с беспомощным младенцем, делал вид, что у него все хорошо, строил планы на ближайший отпуск, позволял Фабиану говорить о будущем, давил кашель. Он уходил – и Абель изможденно закрывал глаза. Фабиан наверняка знал, что дела обстоят куда хуже, чем пытался представить Абель, но подыгрывал ему, притворялся, что верит и его бодрости, и оптимизму.

Абель старался занять себя, чтобы не сходить с ума от бесконечных однообразных часов в палате и не поддаваться тоскливому, вязкому, удушающему желанию закрыть глаза и не открывать их больше никогда. Он завел блог: глупо было бы отнекиваться, пусть никто от него ничего такого не требовал, но Альберт заметил как бы невзначай, что у жены Севастиану есть такой виртуальный дневник, в котором она делится впечатлениями, наблюдениями о каких-то якобы незначительных событиях, выкладывает неофициальные отчеты о мероприятиях, в которых принимала участие, сообщает свои впечатления о посещении концертов, спектаклей и прочей фигни. В случае с Абелем это тем более имело смысл, потому что в нем он мог совмещать две стороны своей жизни, помимо той, завязанной на Фабиане: свои научные изыскания, разумеется, предварительно согласованные с определенными лицами – непосредственным начальством, Фабианом, не в последнюю очередь Руминидисом, свое самочувствие – немного отретушированные сообщения, и плюс к этому информация о новейших достижениях. Абель упорно заставлял себя заниматься этим. Помнил по собственному опыту: достаточно один раз повесить голову, опустить руки, и в этот омут тоски и отчаяния затягивает все сильней, и сил выбираться из него остается все меньше.

А еще ему страстно хотелось жить. Никогда раньше Абелю не приходилось оказываться лицом к лицу с причиной, ради которой стоит, непременно следует жить, и даже невозможность ощутить всем своим телом жар тела Фабиана, ухватиться рукой за его руку, закинуть ногу на его ногу не умаляла той причины: желания пройти рядом с ним хотя бы десяток лет. Но Абелю казалось – с каждым приступом кашля, с каждой волной испарины, что у него все меньше и меньше остается времени. Еще и эта болезнь, которая упорно не хотела отступать.