Факелы на зиккуратах (СИ)

В помещении было жарко, на улице – прохладно, да еще чай со льдом, который предложили Абелю его друзья. Перелет, переезд, присутствие на открытии чего-то колоссального, и все – под изморосью. Да еще времени остановиться и прислушаться к себе было не очень много: очередная государственная программа, на основании которой разрабатывается не один проект, и Абелю выпадает руководить кое-чем, очередное выступление по этому поводу, очередная реконструкция лаборатории; встреча с Михаилом Томазиным, который осторожно, но очень непреклонно сообщил Абелю, что отныне у него есть кое-какие обязательства не только перед научным центром, но и перед Фабианом, а как следствие – консулатом и республикой. И если все эти организационные моменты берут на себя Томазин и Альберт, а Абелю оставляют чисто формальные вещи вроде появления там и там, то от последнего отвертеться не получится. Абель грустно смотрел на Томазина, на лист с мероприятиями на ближайшие три месяца, снова на Томазина и тяжело вздыхал. Встреча с Руминидисом, который представил ему людей, которые будут сопровождать его всегда и везде, потому что новый статус накладывает и новые требования к безопасности; проверка коммуникатора и квартирки Абеля, и снова минимум времени на то, чтобы перевести дыхание.

Фабиан, требовавший внимания – всего внимания Абеля, иногда походивший на вконец оголодавшую дворнягу, дорвавшуюся до полной миски и доброго хозяина и уверившуюся в том, что это навсегда, до такой степени жадно он заполнял собой все свободное время Абеля. Он, казалось, был полностью лишен способности оставаться незаметным, совершенно не желал довольствоваться малым, жил по принципу «все или ничего». Он хотел всего Абеля, со всеми его мыслями, надеждами, планами, убеждениями, алчно знакомился с мельчайшими деталями из его жизни, его привычками и – Абель очень не хотел применять это слово, но честность, черт ее бери, требовала именно его – душил своей заботой. Говорить ему, что нездоровится, значило как минимум полное обследование в первом медицинском центре.

Потом это открытие какого-то там центра – Михаил Томазин сообщил ему уйму бесполезной информации, включая гостей, с которыми не мешало быть особенно любезными, и тех, кого можно бесцеремонно игнорировать, прошелся с ним несколько раз по протоколу, остался доволен. Абель терялся, не понимал, что делает – просто сидит в своем кресле рядом с Фабианом – и зачем? Он продрог, хотя на улице было совсем не холодно, не мог отогреться, когда они переместились в помещение. Но говорить это Фабиану, великолепному, блистательному, уверенному в себе и в новом начинании, все время оглядывавшемуся на него, словно он не верил, что Абель с ним, рядом, счастливому от этого, с глазами, которые полыхали такой восхитительной радостью, было неловко. Хотелось быть достойным его, хотя бы не подвести, что ли. Первый кашель был совсем незаметным, и Абель был слишком утомлен, чтобы еще и на это обращать внимания. Фабиан, пристально следивший за его самочувствием, видел, что Абель утомлен, настаивал на постельном режиме и отмене всех мероприятий. Абель – артачился. Потому что хотел чуть больше времени провести с Фабианом, прикоснуться еще раз к иному миру, который тот неожиданно подарил ему, да просто – побыть на людях, развлечься болтовней на самые разные темы, покупаться в лучах их восхищения. Ну да, и это тоже; Абелю нравилось нравиться, да еще и этот совершенно новый мир, в котором говорят на таком криптоязыке, что лучшие шифровальщики посыпают голову пеплом, разрывают в отчаянии робы, – полу-, четвертьнамеки, движение бровей, которое говорило собеседнику больше бесконечных простыней с подробностями; эти беззастенчивые люди, которые нагло флиртуют что с Абелем – калекой, черт побери, что с Фабианом – ну тут-то хоть ясно,и совершенно не обижаются ни на дерзость Абеля, ни на хлесткую язвительность Фабиана: этим двоим и не такое можно. И снова Абель был слишком усталым, снова отмахивался от требований Фабиана провести день дома и отдохнуть как следует, под надзором медперсонала, снова не хотел признаваться никому, а в первую очередь себе, что чувствует себя все хуже.

Когда у Абеля установили пневмонию, он обреченно склонил голову. Снова больница. Снова обследование. Снова лекарства дополнительно к тем, которыми его уже который год пичкали на постоянной основе. Процедура их изготовления была стандартной: анализ тканей, анализ крови, на его основе и с учетом генетического кода модифицируются стандартные лекарства. Ничего неожиданного. Все рутинно. И все – в больнице. Вдали от Фабиана.