Факелы на зиккуратах (СИ)

Второй неожиданно успокоился, улыбнулся, снизошел до объяснений. Он был невероятно интересным собеседником, когда хотел. И отвратительным, когда мог. После неожиданного выпада второй пытался казаться благодушным, рассказывал о футурологических исследованиях, о материалах будущего – о многом, что казалось невероятным, если бы не звучало из уст консула, тем самым приобретая иной модус – почти сбывшегося, и при этом Фабиан тяготился разговором. Рядом с ним было тем более тяжело находиться, что Фабиан почувствовал: где-то за спиной стоит первый и смотрит на него. На его спину, по которой его только что похлопал Армушат за неожиданно остроумный ответ.

Он действительно находился в зале. Чтобы убедиться, что он не ошибается и кожу действительно прожигает взгляд первого, Фабиан посмотрел на огромные окна во всю стену – в противоположную сторону. Первый был не самого высокого роста, но просто по тому, как вокруг него толпятся люди, было легко определить, где он. На счастье Фабиана, второй постепенно утрачивал интерес к разговору, и ни Армушат, ни Содегберг его не поддерживали.

Первый подошел к ним, ослепительно улыбаясь, и словно сделав одолжение, задержал взгляд на Фабиане.

– Равенсбург, – словно глыбой привалив, произнес он. – Я почти не удивлен, видя вас здесь. Мне следует сказать, что я рад вас видеть?

– Можешь побыть честным для разнообразия и объяснить государственному сиротке, в каком гробу ты хочешь его видеть, – сказал второй.

Фабиан сжал кулаки.

– Это звучит как обвинение во лжи, – скрипнул зубами первый.

– Разве? – невинно поднял брови второй. – Ну хорошо, можешь побыть искренним и возрыдать на его груди, причитая, как ты счастлив видеть государственного сиротку.

Первый не сдержался и засмеялся.

– Ты не хочешь убраться во-он в ту компанию и пооскорблять господ судей? Сегодня ты как раз в ударе, с тобой не справятся даже они. Велойч иногда бывает просто невыносим, – повернувшись к Фабиану, пояснил он.

– Иногда? Вы думаете о господине Втором Консуле или слишком хорошо, или слишком плохо, – не сдержался Фабиан.

– Вы даже не представляете, насколько плохо, Фабиан, – ухмыльнулся второй. – Ну-с, откланиваюсь. Стефан, ты остаешься?

Первый изучающе смотрел на Фабиана.

– Я почти не удивлен видеть вас здесь… Фабиан, – тихо повторил он. – Но я рад. Я очень рад. Как поживает Академия?

Фабиана бросило в жар. Он приоткрыл рот, облизал губы. Попытался улыбнуться, пожал плечами и наконец сказал:

– Отлично, господин Альбрих.

========== Часть 9 ==========

Прием в Магистрате был бесконечно долгим; Фабиан решил не утомлять себя чрезмерно и ушел сразу после полуночи. Все-таки в школе в них основательно вбили все эти правила этикета, и отдельное спасибо преподавателям и особенно Эрдману, как бы невзначай вовлекавшим в занятия незначительные детали, непримечательные тонкости, не бросавшиеся в глаза нюансы. В пятнадцать лет легко стоять на вершине мира и решать глобальные проблемы, но строить беседу с незнакомым человеком так, чтобы не показаться идиотом, да еще и выгоду из легкомысленной болтовни поиметь, и все за счет деталек, намеков, – на это подростки неспособны в принципе. И хорош был бы Фабиан без той изнурительной, казавшейся бессмысленной муштры, которую предпочитал Эрдман вместо бесконечных увещеваний, объяснений, воззваний к далеким и прекрасным целям, стоя рядом с личным помощником четвертого консула и разглагольствуя о полетах к звездам вместо обмена сальными шутками. Хорош был бы он, вещая о семейной политике Республики в обществе унылого куратора одного из отделов Банка Республики вместо обсуждения клубов, в которые тот мог бы сводить свою оч-чень молодую племянницу. Племянницу, бесспорно. Хорош был бы Фабиан, не имевший опыта в обмене двусмысленностями с Аластером, не распознав, что за племянницу имел в виду унылый куратор с усами, похожими на клешни лобстеров и такими же унылыми, как он сам. Фабиан был доволен собой и приемом; он был возбужден незнакомым возбуждением, не имевшим ничего общего ни с чем, испытанным им раньше. Он выпрыгнул из вагона и усилием воли заставил себя идти. Если не степенно, так по крайней мере не слишком быстро. А сердце возбужденно билось в груди, а кровь бурлила, а в венах гулял адреналин, и хотелось подпрыгнуть и дотянуться до самого неба, или раскинуть руки и заорать луне что-нибудь неприличное, или что-нибудь этакое, невероятное, потому что Фабиану казалось, что он может все, способен на все, что весь мир лежит у его ног и подчиняется тишайшей его мысли. И особенно здорово было знать, что впереди еще один прием в том же Магистрате, что Содегберг предложил подумать о месте стажера и что Первый был настолько удовлетворен тем, как Фабиан прошел практику, что хотел снова заполучить его.