Факундо

Кордова[212] была — не скажу самым кокетливым, ибо я оскорбил бы этим испанскую серьезность, — но одним из самых красивых городов континента. Расположенный в котловине среди возвышенностей, носящих название Лос-Альтос, город был вынужден кое-где как бы сжаться, съежиться, потеснив одно к одному здания, определяющие его облик. Небо над городом чистейшее, сухая и здоровая зима, знойное грозовое лето. В восточной части расположен чарующий взор красивейший парк причудливой формы: в центре прямоугольный пруд, вокруг него проложены дорожки для гуляний, на которые бросают тень громадные вековые ивы. Каждая сторона парка, длиною в квартал, запирается стальной решеткой с внушительными воротами посредине, и потому он напоминает восхитительную тюрьму, где по дорожкам прогуливаются вокруг очаровательной беседки греческой архитектуры. На центральной площади города стоит великолепный готический собор с огромным куполом, украшенный арабесками, единственный, насколько мне известно, существующий в Южной Америке образец средневековой архитектуры. На расстоянии квартала расположены храм и монастырь Ордена иезуитов, и там, в предалтарной части главного алтаря, есть в полу лаз, ведущий в подземелья, которые тянутся подо всем городом, и до сих пор неизвестно, где их конец; там же находятся подземные казематы, где орден заживо хоронил преступивших его законы. Итак, если вы захотите увидеть памятники средневековья, изучить происхождение и обычаи знаменитого ордена, приезжайте в Кордову — здесь располагался один из крупнейших его центров в Америке.

В каждом квартале этого стиснутого горами города есть сумрачный монастырь, обитель или дом, где живут монахи или отшельники. В каждой семье имелся тогда свой служитель культа, послушник, монах, монашенка или певчий, а бедняки довольствовались тем, что среди их близких были бетлемист[213], плешак-мотилон[214], пономарь или служка.

Каждый монастырь имел свое ранчо, где плодились восемь сотен принадлежавших ордену рабов: негры, самбо, мулаты и светлые мулатки с голубыми глазами, белокурые, пышные, с точеными, словно мраморными, ножками, истинные черкешенки, удивительно изящные, с прекрасными зубами, выдававшими их африканскую кровь, столь возбуждающую страсти. Все эти гурии служили чести и пользе монастыря, который ими владел.

Продолжая наше путешествие, встречаем знаменитый Университет Кордовы, основанный в давнем 1613 году; в его сумрачных галереях прошла юность восьми поколений прославленных в ученых спорах докторов гражданского и церковного права, толкователей и казуистов. Послушаем, как описывает знаменитый декан Фунес[215] обучение и дух, царившие в этом славном университете, который на протяжении двух столетий обеспечивал теологами и докторами добрую часть Америки: «Курс теологии читался пять с половиной лет. Как и другие философские знания, теологию затронуло разложение. Соединение с просветительским учением вело к смешению светского и духовного начал. Доводы чисто светского характера, хитроумные суждения и обманчивые софизмы, фривольные и дерзкие темы стали определять дух этих школ». Если вы захотите ощутить еще сильнее тот дух свободы, который давало подобное образование, послушайте еще немного декана Фунеса: «Этот университет был создан исключительно трудами иезуитов, которые учредили его на основе своего кордовского колехио „Максимо“». Из его стен вышло много известных адвокатов, но ни одного литератора, который не был бы вынужден заново приобретать образование в Буэнос-Айресе с помощью новейших книг[216].

В этом ученом городе до последнего времени не было ни городского театра, ни оперы, до сих пор в нем не выходят газеты, и издательское дело, имеющее промышленный характер, не смогло укорениться там. В Кордове до 1829 года преобладает монастырский и схоластический дух; разговоры в гостиных всегда вращаются вокруг процессий, праздников в честь святых, университетских экзаменов, монашеских обетов, докторских степеней.