Фантасмагория душ. Рассказы и стихи

В других мирах ища себя,
Копируя сознанье,
Ты множишь формы бытия
В потоках мирозданья.

Не понимая, что и как,

И где зарыты смыслы,
Ты под уздцы берёшь бардак,
Внося златые числа.

Они становятся рядком,

Системно и попарно.
И мысли крутятся кольцом,
Безумно и коварно.

И сущности из темноты

Выходят, словно Боги.
В зеркальных кубах Красоты
Они несут истоки.

Первопричинности миров,

Случайности забавы,
Жестокий свет от чёрных льдов
И сладкий вкус отравы.

Но где же всё во всём искать?

Где истина сокрыта?
Нам не дано её познать
В границах алфавита…

Любимый сын Ленина

Что значит жизнь одного человека

В нескончаемой цепочке появления и исчезновения людей на планете?
Но если смерть одной бабочки может повлиять на историю,
То человек способен изменить всё, и тем самым стать равным Богу!

Февральский мороз сковал в своих крепких объятиях улицы и площади Москвы, заставляя жителей плотнее натягивать на головы шапки и отгораживаться от холода длинными вязаными шарфами. Снег то валил хлопьями, укутывая город в белоснежную шубу, то неожиданно прекращался. Наступало затишье. Будто там, наверху, кто-то неожиданно закрывал заслонку в гигантской трубе, производящей нежные шестиугольные крупицы.

В эти минуты относительного спокойствия открывался прекрасный вид на молчаливые звёзды Кремлёвских башен на фоне тёмно-синего неба. Остроконечные красные свидетели замысловатой российской истории сурово смотрели на происходящую под ними суету начала двадцать первого века. Томный свет, струящийся, словно из-под земли, освещал их пересекающиеся линии, обозначающие вечность и стремление к идеальности мироустройства. Небесный художник был сегодня в ударе, совместив на одной картине красоты природной вакханалии и зарисовки из обычной жизни среднестатистических москвичей.

По улочкам и проспектам столицы, словно по её кровеносным сосудам, медленно ползли машины, частенько упираясь в образующиеся то здесь, то там автомобильные тромбы. «Мерседесы», «Тойоты», «Жигули» и другие авто всевозможных видов и расцветок, стараясь не задеть друг друга, тревожно сигналили и, пыхтя, словно русские самовары, наконец разъезжались в разные стороны.

Темнело, рабочий день заканчивался. Народ дружно и радостно повалил из офисов. Выйдя на улицу, все как один старались ускорить свой шаг, чтобы побыстрее очутиться в тёплых квартирах, впрыгнуть в домашние тапочки, сесть на диван и за чашечкой крепкого чая уставиться в телевизор.

В это время уровень уюта личных жилищ просто зашкаливал, превращая их в суперзащищённые средневековые замки. За каменными стенами мужественные рыцари кабинетных сражений могли возле костра – батареи погреть свои косточки, рассказывая домочадцам о менеджерских буднях.

Но я сегодня не настраивался на душещипательные разговоры о планктонной жизни, потому что в моей барсетке лежали два билета в театр на спектакль с интригующим названием «Любимый сын Ленина».

Как известно, детей у вождя пролетариата не было, и этот факт уже сам по себе взращивал в умах людей, отчасти знающих его судьбу, дополнительную интригу. А у старшего поколения, захватившего на своём жизненном пути противоположные, по сути, виды общественно-политического строя, в которых преклонялись перед совершенно разными идеалами, возникало естественное любопытство. Неужели и в семейной жизни Ильича были ещё какие-то нераскрытые тайны? Уж сколько про него написано, особенно в девяностые годы. Жизнь Ленина была изучена вдоль и поперёк. Казалось, что не оставалось даже ни одной пылинки на его костюме, не рассмотренной историками всех мастей с разных точек зрения.

Мы с женой не были заядлыми театралами, но попавшие к нам в руки по случаю билеты подтолкнули нас выйти в свет в эту суровую погоду. Театр был недалеко от выхода из метро, поэтому мы, не успев изрядно наглотаться невидимых микроскопических кристалликов, парящих в воздухе в сегодняшний холодный вечер, юркнули через стеклянные двери в тёплое фойе.

Наша розовощёкая от мороза парочка, как и все остальные, пересекшие границу царства Мельпомены, моментально превратилась из суетливых, вечно торопящихся куда-то прохожих в вальяжно расхаживающих дам и господ.