Тод не любил обряков-землепашцев и прочих простых обряков, уж слишком робели они при нем, но терпел, ничего не поделаешь, а иногда, как сейчас, даже полезно.
– Мне нужна обувь.
Мужик поспешно стянул растоптанные сапоги, снова опустился на колени и подполз к ногам Кумира. Тод поднял одну ногу, дождался, пока человек, удостоившийся такой чести, наденет сапог; затем поднял вторую. Обновка была слегка маловата, но всё ж лучше, чем босиком ходить по земле.
– С радостью отдаю! – пролепетал мужик.
Не говоря ни слова, Тод развернулся и зашагал в сторону ворот. Телега за его спиной заскрипела уже, когда он входил в город.
Ворота выводили прямиком на невольничий рынок. Людей было полно, на деревянных и каменных помостах томились безучастные ко всему рабы. Перед Кумиром расступались, он шёл, погружённый в мысли, а глазами бегал по помостам. Просто так, людей он не видел. Хотя, если бы среди них оказался достойный обряк, он бы наверняка остановился и вмешался. Но таковых не было, и он просто шагал через рынок куда глаза глядят.
Её он заметил случайно. Смуглокожая стройная рабыня стояла особняком. И не зря. Перед продавцом собралась пёстрая толпа местных богачей. Шел оживлённый спор.
– Как зовут?
Работорговец повернулся к Тоду и задохнулся от восторга. Когда к нему вернулись чувства и с ними голос, он перехваченным горлом заверил:
– Как назовёшь, так и будут звать!
– Сколько?
– Для тебя, Кумир, за сколько взял, за столько и отдаю. Двенадцать монет серебром.
Народ ахнул. Видимо, цена на данный момент поднялась до заоблачных высот по сравнению с этой суммой. Тод повернулся к людям.
– Есть здесь хоть один обряк?
В толпе произошло шевеление, вперед выступило несколько человек. Пошушукались, вперед ступил высокий мужчина.
– Держи, Кумир. С радостью отдаем!
На помост, под ноги работорговцу упала горсть монет. Тот не побрезговал лично нагнуться и подобрать. Пересчитал, спрятал в карман.
– Она твоя, Кумир!
Каким бы Кумиром ты ни был, на небе нет домов и кроватей нет. Приходится обзаводиться дворцами на земле. У Тода было несколько домиков в разных уголках планеты, несколько хижин в непроходимых джунглях и заснеженных горах. Дворцом или храмом он как-то не обзавёлся. Сперва было не до этого, потом стало плевать на это.
В болотах золотистую и наверняка нежную кожу рабыни будут кусать комары. В снегах ей будет холодно. Ответ был очевиден – берег моря, а лучше небольшой островок.
– Дай руку, – сказал он девушке.
Та, тихая как мышка, не смея поднять на него взгляд, протянула мягкую ладошку.
– Закрой глаза и не открывай пока я не скажу. Иначе можешь упасть. Там, где я тебя поведу, людям нет места.
Он шагнул в небо. Грязное пятно города осталось под подошвами. Почему нельзя так же спускаться? Раз – и ты внизу.
Вообще-то таскать на небо людей считалось дурным тоном. Опустить же их целыми и невредимыми назад на землю получалось у единиц. У Тода – получалось.
Вечный праздник до сих пор маячил на горизонте. Те, кто замыкал это вечное шествие, с неодобрением оборачивались в его сторону. Тода их косые взгляды не интересовали, как и мнения, и все остальное.
Держа рабыню за тонкую талию, Кумир зашагал через небосвод. Земля далеко внизу сменилась морем. Он шёл и шёл, хотя впереди была только бескрайняя синь…
Солёный ветер трепал волосы. Шумели листья. За грудой камней гремел прибой. Остров Бурь переживал очередной шторм.
Здесь жил очень старый обряк. Лысый старик с белой редкой бородой до пупа. Говорить он не любил, скитался по острову, часто замирая и пялясь в пространство становившимися очень умиротворёнными глазами. В остальное время взгляд у старика был бешеный, совсем не под стать телу. Тод однажды подумал, что старик в прошлом легко мог стать Кумиром. Ну ладно, пусть нелегко, это вообще легко не бывает, но – мог. Почему не стал?
Старик поддерживал хижину из бамбука в каком-то подобии порядка, настилал новые листья на крышу, менял сгнившие доски, иногда выметал наносимый ветром песок, но сам жил под открытым небом. Тод наконец отпустил девушку. Та до сих пор стояла с послушно закрытыми глазами.
– Можешь открывать, – разрешил Тод. – Будешь здесь жить… некоторое время. Потом я пристрою тебя в какое-нибудь нормальное место. Если что-то будет нужно, скажешь старику.
Как раз в этот момент старый обряк появился из леса с охапкой дров на худом плече. Откуда он узнал, что Тод будет не сам, осталось загадкой, но чресла старый нудист прикрыл листом. В другой руке он нес несколько фруктов.
– Присмотришь за моей гостьей?
Любой обряк оробел бы при одной только мысли, что Кумир может обратиться к нему в такой манере – не приказывая, а спрашивая. Старик был единственным, кому выпадала такая честь. Как подозревал Тод, старик был единственным таким во всём мире. Также бродила порой неясная мысль, что такого обряка нет ни у одного Кумира.
Старик на ходу слабо кивнул, прошествовал мимо Тода, сбросил принесённое возле хижины. Это было и все внимание, которое он уделил Кумиру.
Тод повернулся к гостье:
– Как тебя зовут?
Девушка вздрогнула.