Фархад и Ширин

Михин-Бану, вся свита и родня
Напрасно ждали до исхода дня,

А все не возвращался их кумир.

И вечер опустил покров на мир, —

Ширин не шла… И, потеряв покой,

Направились они в ее покой.

Хотели дверь открыть — и не могли,

И выломали дверь, и свет зажгли,

И, занавес парчовый отвернув,

Оцепенели все, едва взглянув:

Фархад на ложе не один лежит, —

С Фархадом рядом и Ширин лежит

И друга обнимает горячо,

Прижав к лицу лицо, к плечу плечо.

Но, как Фархад, бестрепетна, нема,

Ширин, увы, была мертва сама!

Разлуке долгой наступил предел, —

Им выпал вечной близости удел…

Тела их бездыханные слились,

Как с гибкою лианой кипарис.

Но, мертвой увидав свою луну,

Могла ль снести удар Михин-Бану?

Сама пресытясь жизнью в этот миг,

Стон издала она — не стон, а крик,

И сотрясла, смутила небеса,

И душу отпустила в небеса.

Всю жизнь она одной Ширин жила,

Скажи, что жизнь ее — Ширин была, —

И потому, Ширин лишась, она

Была мгновенно жизни лишена.

Вслед за душой ли вырвался тот стон,

Иль вылетел с душою вместе он?

Но пальма жизни сломана была, —

В веках лишь стебельком она была!

О дивная, о благостная смерть!

О, если б нам столь сладостная смерть!

Миниатюра из рукописи XV в.

«Фархад и Ширин»

* * *