Лыков обратился за разъяснением к Блажкову:
– Куда ходит хожалый?
– Это еще одно наше ростовское словцо, – ответил тот. – Есть два вида судорабочих. Те, которые босоногие и не знакомы с ремеслом, называются бурлаки. А опытные работники, умеющие и зацепить, и подать, и объем выгрузки рассчитать, именуются хожалые.
Питерец удивился:
– Что же получается? Квалифицированный портовый рабочий в перерыве между разгрузками совершает налеты?
– У нас в Ростове так. Помните, я вам рассказывал? Те, кто имеет отношение к товарам – на железной ли дороге, а то в порту, – все воры. Или грабители.
– Ну и ну…
– Олимпий, – повернулся к арестанту Яков Николаевич, – валяй дальше. Почему ты думаешь, что Тусузов участвовал в том налете?
– А он самолично хвалился.
– Тебе?
– Мне и всем другим, кто повозле стоял.
– Где стоял? – начал раздражаться Блажков. – Мне из тебя каждое слово клещами вытягивать? Говори как на духу.
Шрамков пояснил:
– Мы водку пили у казенной лавки номер семнадцать. В Ясной Поляне, на Первой Левой улице.
Яков Николаевич заглянул в бумаги:
– А ты проживаешь на Первой Правой, верно?
– Так точно. Лавка, значит, через дорогу от меня стоит, и вечно я там угощаюсь.
– А Руфин тоже?
– Да, он где-то поблизости обитает, а где, не ведаю.
– А кто ведает?
– Надо у сидельца лавки спросить, у Фенюка, – предложил арестант. – Он всегдатаев поименно знает, пусть скажет.
– Вернемся к разговору, – потребовал Яков Николаевич. – Неужели Тусузов хвалился вам, что убил артельщика? Он что, пьяный был в тот момент?
– Трезв как стеклышко. Выпить еще не успел. Две бутылки купил и нас, значит, пригласил. С белой головкой водка! [74] Руфин единственный, кто там ее берет. Словно барин, пра. Ясно дело: денег куры не клюют, вот и бахвалится.
– Ты уверен, что правильно его понял? Может, сам к тому времени уже нажрался и не соображал ничего?
Олимпий обиделся:
– Когда бы это я успел? Казенные лавки открываются в семь утра. А было самое начало восьмого, Фенюк только-только замки снял.
– Значит, Руфин всей улице похвалялся, что лично застрелил артельщика Кузнецова? – уточнил Лыков.
– Так точно. Девять, говорит, пуль я в него всадил, с двух наганов шмалял.
– Кто может подтвердить твои слова? Много людей вокруг слышали это?
Шрамков недоуменно покосился на коллежского регистратора. Тот хмыкнул и ответил Лыкову за него:
– Сколько бы ни слышали, никто не подтвердит. Это Олимпию деваться некуда, он надеется срок уменьшить. А другим для чего помогать полиции?
На этом допрос закончился. Шрамкова увели в Богатяновский централ, а сыщики отправились в Ясную Поляну. Куй железо, пока горячо! Яков Николаевич даже не стал ждать Англиченкова, прихватил вместо него надзирателя Аллилуева. Еще по пути они заехали на завод Пастухова и взяли заводского городового Червякова, отличавшегося силой и храбростью.
Поселок Ясная Поляна находился на правом берегу речки Кизитиринки, замыкая с востока границу Нахичевани. Жили здесь в основном рабочие с «Аксая», а еще кожевенники, кирпичники, лесопильщики и судорабочие. Много было и уголовного элемента. Жизнь в поселке напоминала деревенскую: по улицам ходили коровы, бегали суматошные куры, под заборами валялись пьяные. Духовным центром Ясной Поляны являлась казенная лавка номер семнадцать.
К ней и подъехали полицейские около полудня. Народ толпился возле двери: одни входили, другие выходили. Обладатели бутылки (все как один выносили «красную головку») с размаху ударяли горлышком в стену. Сургуч отлетал, открывая пробку из фольги. Ее тут же сдирали и пили, не отходя далеко. Некоторые сбивались в компании и отправлялись на берег речки. Отдельные бедняки стояли и ждали, не угостит ли их какой добрый человек – своими средствами они не располагали.
Появление сыщиков вызвало у публики негодование. Послышались голоса:
– Вот кого нам тута не хватало! Явились сарданапалы по нашу голову!
Лыков задержался на секунду у входа, осмотрел стену. Она вся была в пятнах красного сургуча. Лишь наверху виднелись три-четыре белых пятна.
Полицейские зашли в лавку. Червяков бесцеремонно вытолкал наружу покупателей и запер дверь изнутри.
– Пашка, вылазь! – приказал сидельцу заведывающий частью.
Тот высунулся было в окошко, узнал его и тут же выбежал из своей зарешеченной половины.
– Ваше благородие! Яков Николаич! Какая честь для меня!
– Отвечай быстро и правдиво, не то в бараний рог согну.
– А че отвечать? Вы уж сразу грозить, в рог сгибать…
– Где нам найти Руфина Тусузова?
Фенюк думал недолго. Он крякнул, с хрустом сжал кулаки и ответил:
– Вот я знал, что этим кончится!
– Чем?
– Да этим. Не буду дурака покрывать, пусть что хочет говорит.
– И не покрывай.
– И не буду! – уже истерично выкрикнул сиделец. – Ступайте в Кирилловский поселок, в заведение Пантелеймона Широких, там его и найдете.
– В трактир, что ли? – уточнил коллежский регистратор.
Фенюк хмуро ответил:
– Кому трактир, а кому публичный дом.
– Я вроде Широких не разрешал бордель открывать.
– А он без разрешения.
– Вот скотский человек! А что там делает хожалый Тусузов?
– Он при Агафье Бедункевич вышибалой состоит.
Блажков сплюнул и пояснил питерцу: