Фаворит из будущего

Карета с императорскими вензелями Елизаветы Петровны продолжала стремительно нестись, все дальше и дальше удаляясь от Ораниенбаума, от ненавистного мужа Петра. Впереди лежал Петербург, впереди лежали казармы Преображенского полка с веселыми гвардейцами. Впереди лежало безудержное веселье первого дня широкой масленицы – Разгуляя.

Через час карета с Екатериной и двумя братьями Орловыми – Григорием и Алексеем влетела в Преображенскую слободу, раскинувшуюся между Литейной и Слоновьей улицами[21].

– Бойся! – в один голос орали Орловы и залихватски свистели. Прохожие испуганно шарахались в сторону. Екатерина, увидев, как один молодой гвардеец, пытаясь увернуться от кареты, поскользнулся и рухнул в сугроб, громко расхохоталась.

Еще минута бешеной скачки и тройка с императорскими вензелями влетела во двор первой роты. Великая княгиня, щурясь от солнца, вышла из кареты. Прямо перед ней, вздымаясь над крышей казармы, громоздился Спасо-Преображенский собор.

Тут же два гвардейца подхватили великую княгиню, ловко посадили ее себе на плечи и под восторженный рев остальных преображенцев понесли в казармы. Там ее ждал накрытый стол, уставленный тарелками с блинами и ковшиками со сметаной. Посередине величественно распростерлись несколько блюд с огромными осетрами, равнодушно взирающими своими мертвыми глазами на раскинувшиеся вокруг них яства. Зелеными столбами возвышались штофы с водкой для „полоскания рта от скоромной пищи“.

– За нашу будущую императрицу матушку Екатерину! Ура! – гаркнул Григорий Орлов, поднимая чарку с водкой.

Тот час великой княгине на серебряном подносе поднесли такую же чарку, только серебряную. Не покидая своего „кресла“ из двух крепких гвардейских плеч, женщина быстро ее осушила.

– Ура! – заорали десятки мужских глоток, вмиг принявших в себя несколько литров „жидкости для полоскания“.

Гвардейцы поднесли Екатерину к креслу, стоящему во главе стола и бережно усадили в него.

И пошла застольная потеха, когда всевозможные яства, мед-пиво быстро исчезали со стола, перемещаясь в ненасытные гвардейские утробы. Да и начинавшийся через несколько дней, в следующий понедельник Великий Пост тоже нагонял аппетит.

– Матушка! – перед Екатериной на колени бухнулся Григорий Орлов. Его камзол сверху был расстегнут на четыре пуговицы, а парик съехал на затылок. – Ты только скажи! Мы твоих недругов враз в бараний рог скрутим! Верно говорю, Алексей? Алексей! – заревел он, крутя головой в поисках младшего брата.

Тот тут же оказался рядом.

– Че стал как столб! На колени перед нашей матушкой! – заорал Григорий.

Младший брат тут же бухнулся рядом с ним.

– А где Ваня, Федька, Володька? – продолжал Григорий.

– Так Ваня ж захворал, отлеживается. Остальные тута. Вон, глядь, как Федька блин уплетает. Чуть рожа не треснет!

– Зови всех!

– Гриша, что ты удумал? А ну встань с коленей, – Екатерина попыталась унять своего любовника.

Да куда там! Буйный Григорий был буйным везде – в быту, в постели, а уж тем паче на гулянке. Штоф[22] водки его только раззадоривал. Два штофа приводили в неистовство, и гигант одиннадцати вершков[23] роста крушил все, что попадалось под руки, в том числе чьи-то носы и скулы. И лишь три штофа стреноживали этого гвардейца.

– На колени перед матушкой! – гаркнул он на приведенных Алексеем Федора и Владимира.

Те послушно исполнили приказ.

– Матушка Екатерина! Клянемся боронить тебя от недругов твоих. По одному твоему слову рвать их в клочья! Клянемся! – и Григорий своей лапой схватил хрупкую ручку цесаревны и припал к ней своими большими влажными губами.

За ним то же самое сделали его братья.

– Теперь кататься! Пупужаем столицу! – Григорий Орлов резво вскочил на ноги, будто и не пил он вовсе.

Вновь перед взглядом великой княгини, сидящей в открытых санях, мелькают сугробы. В ушах свищет ветер. На лице Екатерины маскарадная маска, надежно защищающая лицо от холодного ветра и нескромных взглядов.

– Прочь! Пади! – залихватски орал Григорий Орлов, ловко управляя санями.

Хохотала великая княгиня – от выпитой водки, от того, что постылый муж остался где-то далеко, что можно хоть день не думать о своей судьбе после смерти Елизаветы. А лошади мощно несли вперед, чувствуя твердую руку, и разносился вокруг задорный звон бубенцов.

– Прочь! Пади!

Потом были кулачные бои, в которых Орловым не было равных, особенно Алексею. Его пудовые кулаки сбивали с ног любого. Когда же вместе, спина к спине стали два брата – Алексей и Григорий, то они уронили в снег и расшвыряли по сугробам десяток крепких преображенцев. Екатерина опять хохотала и хлопала в ладоши. Потом вся компания вновь с шумом ввалилась в казармы, чтобы отметить победу братьев. Произносились тосты, гремело ура и виват, обильно перемежающиеся крепкими словцами. Потом откуда-то появились какие-то женщины, принесшие с собой визг и гогот.

Потом… Екатерина проснулась от мощного храпа в полной темноте на какой-то кровати, мерзко вонявшей несвежим бельем. Храп раздавался слева. Вглядевшись, женщина увидела контуры мужчины, лежащего на спине. Судя по огромному росту, это был Григорий.