Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Пришлось согласиться, и Алексея Евграфовича устроили в Свердловскую больницу[529] в отдельную палату. В санитарной машине с ним поехала Мария Маркеловна, а я поехала следом на трамвае. Был конец марта, снег во дворе больницы таял, текли ручьи, с крыши висели сосульки. Палата, в которую поместили Алексея Евграфовича, была довольно большая длинная комната с двумя кроватями, на одну положили Алексея Евграфовича, а на другой спали мы с Марией Маркеловной, когда по очереди дежурили у него по суткам. Приходили мы утром, принимали дежурство, рассказывали Алексею Евграфовичу главнейшие политические и домашние новости, а затем отходили к окошку и старались использовать имевшееся в нашем распоряжении короткое время, чтобы повидаться и поговорить, потом расставались до следующего утра. Прямо из больницы я ехала в лабораторию, я договорилась с А. И. Якубчик, что буду работать через день. Особого ухода Алексей Евграфович не требовал, мы его кормили, помогали ему умыться, повернуться, исполняли его желания, разговаривали с ним, рассказывали все, что случалось за день. Он много лежал с закрытыми глазами, дремал. Я в это время или читала какую-нибудь книгу, или работала над диссертацией Г. А. Рудакова, сотрудника В. Е. Тищенко по Лесотехнической академии, подавшего на химический факультет к защите докторскую диссертацию.

На одном из первых заседаний совета факультета, в который меня ввели как доктора, декан факультета Арон Соломонович Броун[530], предложил мне быть оппонентом по этой диссертации, двумя другими оппонентами были проф. Г. В. Пигулевский и М. М. Слободкина. А. С. Броун был назначен деканом незадолго до войны, в то время директором НИХИ был И. И. Жуков, после войны директором стал В. М. Вдовенко[531]. Я не считала возможным отказываться от первой предложенной мне диссертации. Я еще не давала отзыва ни на одну диссертацию, и начать сразу с докторской было, конечно, нелегко. Я взяла ее в больницу и постепенно изучала. Мне приходилось очень мало времени быть дома, я проводила его с Машей и Олиными детьми, все они радовались, когда я приходила домой. Помню, Игорь увидал, как я шла из передней, стал прыгать и кричать: «Кто идет! Кто идет!». Раз как-то навестили Алексея Евграфовича все дети вместе с Олей. Алексей Евграфович был рад их видеть, а они, еще глупенькие, бегали по коридору, раскатываясь по плиточному полу.

Глава 7. Послевоенное послевкусие (1946–1953)

7.1. Дача в Келломяках. Вкус Победы. Смерть и похороны Алексея Евграфовича. «Скучно без Оли и детей». Ректор А. А. Вознесенский: его роль, его судьба

Хотя здоровье Алексея Евграфовича не улучшалось, находилось все в одном и том же положении, надо было думать о том, чтобы иметь возможность вывезти его на свежий воздух летом и вывезти из Ленинграда детей, поэтому мы воспользовались предложением властей об аренде дачи на Карельском перешейке. Написали от имени Алексея Евграфовича соответствующее заявление, я отвезла его в Смольный. Съездила потом за ответом и получила соответствующую бумагу в дачный трест. Теперь надо было ехать в Териоки и выбирать дачу. Решено было, что поедем мы с Олей. Поезд туда ходил только один — вечером, а оттуда — утром. Нам сказали, что в Териоках есть гостиница дачного треста, где можно будет переночевать. Мы взяли с собой кое-какой еды и отправились.

Был конец апреля, ночи были безлунные, поезд прибыл в Териоки около двадцати трех часов, вышли мы из вагона в полную темноту. Вокзал был разрушен, освещения никакого. В гостиницу нам надо было идти по улице Ленина до церкви, а потом свернуть налево. Вышедшие вместе с нами пассажиры сказали нам, что ул. Ленина идет от самого вокзала. Вот мы и направились по ней, дошли до церкви, повернули налево. Далеко ли идти — неизвестно, спросить не у кого, дома все окружены садами, расположены в глубине, далеко от дороги. Местами на дороге был еще снег, в канавах журчала вода. Когда не знаешь, далеко ли идти, дорога кажется бесконечной. Наконец слева от дороги мы увидели дом с освещенными окнами, понадеялись, что это и есть желанная гостиница. Но оказалось, что надо еще немного пройти вперед, а затем повернуть направо и пройти по еловой аллее, там мы увидели гостиницу. В еловой аллее было еще темнее, чем на большой дороге, мы брели чуть не ощупью. Наконец перед нами полянка, на ней домик, в нем свет! Был уже первый час, но в гостинице еще не спали, дали нам комнату с двумя кроватями и вручили керосиновую лампу. После того холода и мрака, в котором мы брели так долго, так приятно было очутиться в тепле и смотреть на целый ряд обычных семилинейных керосиновых ламп, стоявших на столе в передней. Усталые и озябшие, мы сразу же легли, быстро согрелись и уснули.