Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Утром, как всегда, все отправились на работу, а я поехала сменить Марию Маркеловну у постели Алексея Евграфовича. Теперь оставалось только дождаться капитуляции Германии, которая должна была быть полной и безоговорочной. Со дня на день ждали мы этого известия, читали газеты, слушали радио. Наконец наступило 9 мая. На этот раз митинг должен был быть общеуниверситетский. Утром на Менделеевской линии против главного входа в здание Университета собралась громадная толпа профессоров, преподавателей, служащих, рабочих, студентов. На большой балкон, расположенный над главным входом, вышли ректор, деканы, представители администрации, некоторые профессора. Погода была ясная, светило солнце, всюду были радостные, улыбающиеся лица, бодро и радостно звучали слова выступающих ораторов. Но того торжественного, завораживающего чувства, как на митинге в актовом зале, на этот раз не было. Вечером мы опять праздновали в том же составе, только с нами была еще Уля Драницина.

Военные действия прекратились, но сколько еще было сложных, нерешенных вопросов: зоны оккупации, установление границ, взаимоотношения с союзниками, налаживание мирной жизни в оккупированной нами зоне Германии и многие, многие другие. Жадно читали мы все относящееся к великой победе нашего народа, смотрели фильмы «Взятие Берлина», «Встреча на Эльбе», покупали роскошно изданную книгу «Штурм Берлина». Еще одно радостное событие произошло в то время: несколько действительных членов Академии наук были удостоены звания Героев Социалистического Труда, и среди них Алексей Евграфович. Жизнь шла своим чередом. Здоровье Алексея Евграфовича не восстанавливалось, приходилось держать академика в больнице. Все так же дежурили мы с Марией Маркеловной у него, а через день я ходила в лабораторию.

Постепенно стали возвращаться демобилизованные, брались за работу. Залечивала страна свои раны, восстанавливала пострадавшие города и заново отстраивала Сталинград, Киев и другие города.

Были у нас люди, жестоко пострадавшие во время войны, не только убитые, раненые, умершие во время блокады, а еще и те, которые были в оккупации или в плену. Все они считались подозрительными, их или держали в лагерях, или запрещали им въезд в большие города, не брали на работу. Сколько страдало совершенно невинных людей! Снова начались аресты, снова люди исчезали неизвестно куда. В числе вернувшихся из оккупации была А. П. Головчанская. Когда ее после окончания аспирантуры выставили из университетского общежития, она сняла помещение в Пелле, поселке, расположенном на берегу Невы по направлению к Шлиссельбургу. Когда началась война, она перевезла мать и сына в Ленинград, а сама вернулась в Пеллу за вещами. Обратно выехать она уже не смогла, пришли немцы. Она скрыла от них, что она химик, работала самую черную работу. По окончании войны она не нашла в Ленинграде ни матери, ни сына. Мать ее умерла, а сына эвакуировали с каким-то детским домом. В Ленинграде ей жить было нельзя, сначала ее направили куда-то в Новгородскую область, и потом разрешили уехать к сестре в Ставрополь. Оттуда она написала Ирине, говорила, что в Ставрополе нет никакой подходящей работы, жаловалась, что ей очень тяжело жить.

Один из последних аспирантов Алексея Евграфовича, казах И. Н. Азербаев[533], устроившийся в Алма-Ате в казахской Академии наук, прислал незадолго до этого письмо Алексею Евграфовичу. Ирина написала ему письмо, попросила устроить А. П. Головчанскую у себя в лаборатории. Он послал ей вызов, и она стала у него работать. К сожалению, эта история имела очень печальный конец. А. П. Головчанская была женщина умная, умнее И. Н. Азербаева, характер у нее был тяжелый, к тому же она, естественно, была очень мрачно настроена. И. Н. Азербаев был у себя на родине, шел в гору, смотрел на многих свысока. Скоро у них начались нелады, а кончилось это тем, что А. П. Головчанская покончила с собой, отравилась, оставив записку, в которой обвиняла Азербаева, что он ее до этого довел. Дело передали в суд и И. Н. Азербаева осудили на пять лет. Ирину вызывали в Большой дом к прокурору, спрашивали, что она знает об их отношениях, просили их охарактеризовать. Ирина пыталась объяснить случившееся неуравновешенностью А. П. Головчанской, ее тяжелой жизнью и мрачным характером, но все равно Азербаев был осужден и только через пять лет смог приступить к работе.