Фазиль. Опыт художественной биографии

«Когда закрывали „Новый мир“ Твардовского, я дал телеграмму на имя Косыгина. Я писал, что журнал закрывают за то, что он мыслит. Я писал, что не всякая критика — мысль, но всякая мысль — критика. Общественная мысль не может существовать вне критического контекста.

То, что я писал телеграмму на имя Косыгина, означало, что надоело подписывать письма, обращенные в ЦК. Там на такого рода письма или не реагировали, или заставляли замолкать, оказывая экономическое давление (например, не давая печататься, то есть лишая гонорара. — Е. П., М. Г.).

Однако вызвали меня все-таки в ЦК, а не в канцелярию Косыгина. Товарищ, который, кстати, вполне доброжелательно со мной спорил, утверждал, что всё дело в том, что я не знаю статей по сельскому хозяйству, которые пытались печатать в „Новом мире“, но цензура их останавливала. Мол, если бы я знал эти статьи, не стал бы посылать такой телеграммы. Я отвечал ему с полным знанием дела, что наше сельское хозяйство в катастрофическом состоянии. Он в ответ разъяснил мне, что партия об этом прекрасно знает и в самое ближайшее время будут приняты самые надлежащие меры».

Фазиль Абдулович проявил недюжинную смелость, обратившись наверх, — в то время когда те, кто так же возмущались «произволом властей», трусливо помалкивали.

Он НЕ БОЯЛСЯ за свой высокий статус, за свою «элитарность». Да и вообще — он не боялся ничего. Искандер всегда умел идти до конца, оставаясь верным и своим друзьям, и своим взглядам. И кстати — случай с телеграммой Косыгину остался без последствий. Власти до поры до времени относились к Искандеру благосклонно.

Что же касается диссидентов, то один из самых известных, недавно ушедший из жизни правозащитник Сергей Ковалев, впоследствии с горечью признавал:

«Мы оказались гораздо большими западниками, нежели сама западная элита. Мы приписывали западной политической цивилизации способности, которыми она вовсе не обладала. <…>

Мы не просто верили в универсальную ценность Права и Свободы; мы были убеждены, что именно эти ценности и есть движущая сила свободного мира…

Увы, эта благостная картина была неверной, порожденной нашей склонностью принимать желаемое за действительное. Это было грустное открытие…»[70]

Понятно, что у диссидентов не было ни малейших шансов что-либо изменить в стране.

О своей «диссидентской активности», как и последующей политической деятельности в перестройку, в одном из интервью Искандер сказал так:

«…основа писательской активности заключена в самом его творчестве, в соответствии тому, что он думает, чувствует, тому, о чем говорит и к чему призывает… Она неразрывно связана с тем, как человек решает проблему внутреннего редактора, если только она у него возникает».

Золотые слова! Основным для него в конце шестидесятых — начале семидесятых было вызревание главного труда всей жизни — эпоса «Сандро из Чегема».

Диалог авторов