Фазиль. Опыт художественной биографии

Искандер в «Новом мире» остался. Во-первых, он всегда был отдельно. К веселому кругу новомировской тусовки, изображенной Войновичем, не принадлежал, как, если честно, не принадлежал ни к какому другому литературному кругу. Взять и уйти за компанию — не его метод. Во-вторых, «первый этаж» «Нового мира» (то есть, если вспомнить того же Войновича, редакторский корпус) остался. А Искандеру нравилось постоянство в работе с редакторами. Да и то сказать: это были профессионалы высочайшего уровня.

Ну и, когда схлынул перестроечный ажиотаж, надо объективно признать: сменивший Твардовского Валерий Косолапов (он редакторствовал в 1970–1974 годах) отнюдь не был тираном и самодуром, а редакционная политика журнала не стала зубодробительно-охранительной. Более того, в «Новый мир» смогли попасть те, кому был закрыт путь из-за эстетических пристрастий Твардовского.

Вот что вспоминал о редакторстве Косолапова Евгений Евтушенко, у которого в «Новом мире» вышла поэма «Казанский университет», что ни при какой погоде во времена Твардовского было бы невозможно:

«Он никогда не был диссидентом по отношению к идеалам социализма, но, как говорил один из героев Солженицына, был предан идеалам „нравственного социализма“, несовместимого с „охотой на ведьм“ и трусливой агрессией бюрократии по отношению к нормальному человеческому свободолюбию. <…> Среди людей, которые помогали осуществляться таким порывам, были не только знаменитые писатели, но и многие российские редакторы — классики человеческого совестливого поведения. И среди них — „товарищ редактор“ Валерий Алексеевич Косолапов».[71]

И критик Андрей Турков в этих воспоминаниях действия Косолапова на посту главреда «Нового мира» тоже не осуждает:

«Оказавшись во главе весьма разношерстой редколлегии (туда были „сверху“ введены такие монстры, как один из инициаторов запрета спектакля „Теркин на том свете“ в Театре сатиры Д. Большов, „тупой, как таран“, по словам одного из работников журнала, и А. Овчаренко, грубо оклеветавший последнюю поэму Твардовского „По праву памяти“), Косолапов вел себя довольно достойно».[72]

Почему бы не посотрудничать с Косолаповым было и Искандеру, тем более что он знал Косолапова еще по «Литературной газете» (тот был замом главного редактора, а потом и главным редактором на рубеже пятидесятых — шестидесятых, как раз тогда, когда в «Литературке» стали публиковать Искандера). «Ждет редактор Косолапов», — с явной симпатией упоминал его тогдашний вольнодумец Андрей Вознесенский в поэме «Треугольная груша», которую по воле Хрущева громила ортодоксальная советская критика.

Другое дело, что вышедший в 1973 году в «Новом мире» «Сандро из Чегема» оказался буквально изрезанным на куски. Это было условием публикации. Туда никак не могли попасть новеллы, связанные со Сталиным, вообще с намеками на репрессии, на неправедные действия советской власти, ну и фрагменты, так сказать, «религиозно-мистического характера».

Искандер сам дал добро на такую ампутацию. Его можно понять: он хотел, чтобы его главная книга попала к читателю, не оказалась упрятанной в стол на долгие годы. Но он же почувствовал себя и предателем — по отношению к своему детищу, к своему таланту, вообще к писательскому делу. А предательство для Искандера всегда было худшим грехом. Поэтому он так мучился.

Нелегко в это время было с ним и окружающим, прежде всего семье.