Фазиль Искандер был одним из самых счастливых писателей конца двадцатого — начала двадцать первого веков. У него была долгая жизнь, он успел увидеть свои произведения напечатанными, он знал, что у него много любящих его читателей. Это и есть полнота писательского бытия.[147]
Считал и считаю, что Фазиль Искандер — замечательный писатель. Жаль, что так и не удалось нам повидаться.
Знакомство итальянского читателя с творчеством Фазиля Искандера относится к концу восьмидесятых годов. Знаменитый «Сандро из Чегема» был переведен в 1998 году. В том же году вышло издание «Человек и его окрестности». Из недавних переводов стоит упомянуть «Школьный вальс, или Энергия стыда» в 2014-м и «Кролики и удавы» в 2015-м. То, что очевидно привлекает итальянцев в произведениях Искандера, — это южный, солнечный колорит детства, что-то вроде «родного экзотизма», легкий иронический подход к противоречиям жизни, точность стиля и мышления, гуманность нравственной позиции. Почти наш! Средиземноморский!!!
В Париже, в 1990 году, мой друг, писатель-эмигрант третьей волны Владимир Максимов, познакомил меня с писателем Фазилем Искандером. Я уже тогда знал, что с 1970 года он печатался за рубежом.
Я уже был знаком с его творчеством, так как в 1980 году его повесть «Кролики и удавы» была напечатана Максимовым в литературном журнале «Континент» (кн. 22 и 23). Эта же повесть вышла в США в издательстве «Ардис» в 1982 году, а в переводе на французский «Les lapins et les boas» была издана в Париже (изд. Rivages, 1990).
Фазиль меня сразу очаровал своим добродушием, спокойствием, благожелательностью, своим обликом и речью. Мы два раза встречались, сидели в парижском кафе, и он рассказывал много интересного о литературной жизни Москвы и об альманахе «МетрОполь».
Так получилось, что Фазиль всю жизнь любил только Тоню. Вот оно, обыкновенное чудо любви.
То ясная, то смутно-виноватая улыбка Искандера увлажняет и осветляет сухую мглу нашей жизни. В то же время улыбка Искандера — часть его стиля, его философии. Она далека от политического умысла, что было бы для мастера и дешево, и скучно. Однако, как ни парадоксально, искандеровская улыбка — не самая веселая нота в его творчестве — напоминает загадочную полуусмешку древних изваяний.
Об этом он и написал в своей «Балладе о свободе»:
«Сандро из Чегема» перечитываю часто, особо новеллу «Пиры…». Что в нем мне по душе — полное отсутствие агрессии к оппоненту. Трибун, философ. Что-то общее с Шукшиным, последний жестче (круче?). Люди у них — настоящие: в горе, в радости… По Станиславскому если — ВЕРЮ! Добротные, талантливые писатели. Устареть? Нет, это не про них.
В моей личной библиотеке бережно сохранен номер журнала «Новый мир» с повестью «Созвездие Козлотура», открывшей мне, совершенно еще юной, восхитительного писателя Фазиля Искандера. Читала его всегда, в разные годы, и в каждой новой книге находила ощущение той первой, разошедшейся на цитаты повести. Люблю его «Сандро из Чегема» и считаю, если кто из наших современников достоин Нобелевской премии, то это Фазиль, так ее и не получивший. Великий писатель великой нашей литературы.
Смотрю на полки своей поредевшей за последние годы библиотеки. Многое стало ненужным. Фазиль Искандер — нужен навсегда. Семь книжек — от «Дерева детства» 1974 года до двухтомного «Сандро из Чегема» 1991 года. Учитывая журнальные («Созвездие Козлотура» в «Новом мире» 1966 года) публикации, двадцать пять лет. Как минимум двадцать пять лет книги Искандера были мной, как и всей читающей публикой моего поколения, искомы и читаемы. С нами герои Искандера — от симпатяги Чика, умницы дяди Кязыма и неумирающего, но всё же умершего Колчерукого до плута Сандро со всеми чегемцами вместе и вместе с нелепыми и страшными «сталинскими соколами». Благородный, мудрый, храбрый, безмерно талантливый Фазиль Искандер.
Теперь мне представляется Фазиль большим невротическим ребенком. Невротическим потому, что его дергали тогда в КГБ, не часто, один-два раза, но этого ему хватило. Тем более он должен был ради семейного спокойствия скрывать всё это от своей жены Тони… А ребенком — потому, что он не знал элементарных порой вещей: например, мы однажды выходили из церкви, и он спросил: «Ведь Богородица была же одна, почему же на всех иконах у нее разные лица?»
И в Вологду мы ездили в гости к моему другу психиатру Эдику (фамилию позабыл). Кстати, этот психиатр освидетельствовал убившую Николая Рубцова его невесту Людмилу Дербину и уверял, что поэт по пьянке пытался поджечь ей спичкой лобок. Славная была поездка в разгар золотой осени.