ЕВГЕНИЙ ПОПОВ:
Вообще-то шестидесятничество, на мой взгляд очевидца событий, закрылось не с появлением «Козлотура», а, скорее, после 1968 года, когда «танки шли по Праге» не только в стихотворении Евтушенко. Уместно вспомнить и то, что чехи со словаками собирались реализовать на своей земле вовсе не планы Даллеса или Черчилля, а тот самый «социализм с человеческим лицом», столь чаемый шестидесятниками. Альянс не состоялся. Верить после 1968-го в эту фикцию, особенно в странах так называемого социалистического лагеря, мог только идиот или приспособленец. Да и левые на Западе из «прогрессивного» лагеря немножко покачнулись от этой очередной лихости московских большевиков. Кстати, почему только московских? В подавлении Пражской весны участвовали 24 дивизии всех стран Варшавского договора, кроме Румынии. Да и руководители Чехословакии — Александр Дубчек, якобы «ревизионист», и Густав Гусак, поставленный Москвой на место проштрафившегося Дубчека и правивший страной до самой «бархатной революции» 1989 года, были верными выучениками ЦК КПСС. Воровали вместе, а теперь, получается, опять во всём виноваты одни русские!МИХАИЛ ГУНДАРИН:
Да, а я в тот год только родился…Е. П.:
А я в 1968-м окончил геологоразведочный институт и как раз в августе прибыл по распределению в Красноярск. Мы всю весну слушали в общежитии на улице Студенческой «Голос Америки», «Би-би-си», «Немецкую волну» — и не верили, что так может быть в СОВЕТСКОМ государстве, каковым была Чехословакия: отмена цензуры, свободные дискуссии, создание многопартийной системы, контроль над КГБ или как у них там эта контора называлась…М. Г.:
Правильно и делали, что не верили, судя по известному результату чехословацкой «перестройки».Е. П.:
Да и никто, я думаю, из шестидесятников не верил. Мечтали о невозможном, «московские мечтатели», но не верили.Именно в 1968 году Фазилю опять не досталась Госпремия, на которую его уже второй раз выдвинул Твардовский. Думаю, что и это было определенным последствием Пражской весны: гайки уже тогда начали закручивать.
И вообще, 1968-й — это год, когда шансы на что-либо «с человеческим лицом» были, как казалось, потеряны навсегда. Именно тогда, я думаю, возникло диссидентство, продолжилась борьба за выезд «на историческую родину», стала укрепляться «вторая культура», Аксенов прекратил пить и начал писать свой знаменитый «подпольный» роман «Ожог», послуживший одной из причин его эмиграции.
М.Г:
Об эмиграции Фазиль Искандер, мне кажется, не думал даже в самые тяжелые для себя времена. Хотя весь круг его общения «на „Аэропорте“» располагал к этому.Е. П.:
Ну да! Аксенов, Войнович, Лев Копелев… Гуру «Аэропорта» Семен Израилевич Липкин, Инна Лиснянская, Белла Ахмадулина. Впрочем, эти трое замечательных поэтов об эмиграции никогда не помышляли. Как и Фазиль. Да и Аксенов, Войнович, Копелев тоже не по своей воле уехали. Больше не могли терпеть эту «бесконечную цепь унижений».М. Г.:
А Фазиль — мог?Е. П.:
Думаю, чтоМ. Г.:
Ну, Шукшин слишком рано умер, чтобы во всю свою силу развернуться в «антисоветскую» сторону.Е. П.:
Меня вдруг сейчас осенило: может, писатели-антисоветчики существовали лишь в воображении правителей, которые не то чтобы страной толково управлять — двум свиньям щей разлить не умели, согласно грубой русской пословице? Просто существовали, как растения. Вне цивилизации, истории, культуры, русского языка, русского менталитета, что и привело в конечном итоге к развалу прежней империи.М. Г.:
Но ведь на развалинах прежней империи возникла новая империя.Е. П.:
Положим, не возникла, а возникает. И опять беда — новые всяческие жучки пытаются ее обсесть, как мухи…М. Г.:
Что-то мы с вами в политику ударились. При чем здесь Фазиль, которого нет с нами уже пять лет?Е. П.:
При том… При том. При деле. Его присутствие в стране всё еще ощутимо.М. Г.:
Думаю, это надолго, если не навсегда.Глава девятая
Конец шестидесятых — начало семидесятых: на пути к «Сандро»
Один из немногих
После большого успеха «Созвездия Козлотура» Фазиль Искандер твердо занимает место среди новой литературной элиты — повзрослевших шестидесятников (хотя к ним, как уже говорилось, изначально не принадлежал ни биографически, ни мировоззренчески).