Фазиль. Опыт художественной биографии

«Обменяв с превеликими трудами… ленинградскую квартиру на московскую, я оказался его соседом, окно в окно, как-то даже неловко — выходило, что подглядываю. Особенно по утрам, когда Тоня уходила на работу, а Марина в школу: Фазиль метался по своей трехкомнатке, что зверь в клетке, а тому природой положено пройти энное число километров, и он их, несомненно, проходил: говорю про обоих. Розовое гетто — наш писательский кооператив на Красноармейской улице — располагалось буквой „П“: я жил в одной ее „ножке“ на седьмом этаже (дом 27, кв. 63), Фазиль — в противоположной, на восьмом (дом 23, кв. 104). <…> В конце концов я высчитал — чтобы пройти всю квартиру насквозь и вернуться в исходную точку, к окну в спальне, Фазилю требовалось 47 секунд. Я ему сочувствовал: не пишется. Потом ходьба прекращалась, и я гадал, что отвлекло Фазиля: телефон или машинка? Иногда я встречал его в соседнем Тимирязевском парке — хороший такой парк, с рыжими белками. И снова было неловко, что вторгаюсь в его одиночные прогулки. Иное дело „официальные“ встречи — мы часто встречались по поводу (дни рождения, Новый год, вплоть до наших проводов, когда мы вынуждены были подобру-поздорову убраться из России) и без оного: звали друг друга „на гостя“, который являлся к кому-нибудь из нас, и приготовления всё равно неизбежны. У нас заурядный московско-питерский стол, зато у Фазиля мы испробовали весь кавказский разблюдник: лобио, хачапури, цыплята табака и прочие экзотические деликатесы, включая коронное блюдо — сациви, которое Лена Клепикова полюбила, а я возненавидел — из-за сопутствующей изжоги. Не было тогда в Москве волшебных желудочных капсул, и я безуспешно пытался погасить содой пожирающий меня изнутри огонь. А теперь вот тоскую даже по этим куриным кусочкам, утопленным в орехово-чесночно-кинзовом соусе, — и мгновенно, по-прустовски вспоминаю Фазиля».[64]

Искандер в эти годы (как и в любые другие!) много работал. Были у него и увлечения — довольно своеобразные. Как вспоминает Антонина Михайловна, Фазиль Абдулович взялся за изучение английского.

«Пластинок накупил. Если он за что-то брался, то выполнял это, не отступая ни на шаг. Вот он каждый день вставал, завтракал, включал проигрыватель с пластинками и громко всё повторял. У него была цель — перевести Киплинга, знаменитую „Балладу о Западе и Востоке“. С детства эта заноза сидела, как оказалось».

На английском Искандер предпочитал не изъясняться, а Киплинга, как помним, перевел, но сделал это по-своему, очень небанально. Стихи писать продолжал, хотя и не так много, как прежде.

Всё это непосредственным образом отражалось на его быте. Антонина Михайловна, которая не раз говорила, что вышла замуж именно за поэта (так и есть: мы ведь помним, что проза Искандера началась позже), вспоминает: