Федеративные идеи в политической теории русского народничества

Герцен имел четкое представление и по поводу того, как, согласно какому принципу определить границы между обоими славянскими государствами. «Что мы возьмем за его основание? Присоединение Червонной Руси к Польше или присоединение Украины к России в половине XVII столетия? – задавался он вопросами. – Между ними целый век борьбы Речи Посполитой с казаками. В продолжение ее два стремления, два противоположных потока обозначаются в Южной Руси: шляхетство, паны – тянут к аристократической республике; нижний слой, народ, казаки – напротив, в постоянной вражде с Польшей. Хмельницкий не из любви к Москве, а из нелюбви к Польше отдался царю. Москва или, лучше, Петербург обманули Украину и заставили ее ненавидеть москалей. Как же решить вопрос об ней? Давность владения ничего не доказывает. Утраченное владение – еще меньше. Право завоевания? Последний захвативший будет владеть, пока другая сила его сгонит. Завоевание – факт, а не право.

Естественных границ нет – ни цепи гор, ни больших рек; остается искать иных оснований в самой жизни народа, в его быте. <…> Там, где народ исповедует православие, говорит языком, более близким к русскому, чем к польскому, там, где он сохранил русский крестьянский быт, мир, сходку, общинное владение землей, – там он, вероятно, захочет быть русским. Там, где народ исповедует католицизм или унию, там, где он утратил общину и общинное владение землей, там, вероятно, сочувствие с Польшей сильнее, и он пойдет с ней.

Но скажите, что же мы за наследники Венского конгресса, что будем расписывать, какая полоса земли куда принадлежит, не просясь людей, на ней живущих. Да ведь так парижские дипломаты недавно совещались о том, что следует желать и чего не следует желать румынам в Молдо-Валахии»[146]. То есть Герцен считал, что границы должны проводиться согласно воле крестьян.

Неудивительно, что эта работа вызвала много резких откликов у поляков, некоторые из них прямо написали Герцену, что они думают о его проекте. Отголоски этих польских писем имеются в более поздних статьях Герцена. Так, он сообщал, что польские инициативы выглядят весьма типичными: они сводятся к тому, что славянский мир можно поделить на две части – польскую и русскую; польское государство должно включать в себя территорию Турции и по возможности бороться против германского владычества. А «поприще» русского государства – владение «плоскостью Азии до Тихого океана». Противоречия возникали по поводу территорий западных славян и Украины. Один из польских корреспондентов Герцена считал, что «России скорее надобно распустить части, чем притягивать их к средоточию», поэтому Польша должна взять под свое покровительство западных славян, а Украине надлежит, по крайней мере, отделиться от «поприща» России.

Герцен же возражал против такого раздела славянского мира: «…Польша держала себя довольно далеко от западных славян, она на них смотрела свысока и равнодушно. Вот отчего, при развитии идеи панславизма, западные славяне обратились с своими симпатиями к России»[147]. Он даже задавался в связи с польскими инициативами вопросом: «…разве мы не имеем права идти мыслью дальше завтрашнего дня – и тогда естественно представляется вопрос, зачем эти три славянские федерации или государства (Россия, Украина и Польша. – Ф.Х.), вопреки стремлению других народностей, остаются посторонними, неужели так мало сродства в их крови, что они не ищут союза?»[148] Ответ на этот вопрос был для Герцена очевидным: «Но если до него (такого союза. – Ф.Х.) надобно дойти рядом разных независимых форм и отдельных сочетаний, я все же не вижу, отчего не иметь будущий союз в виду как идеал, как широкую, покойную гавань?»[149]

Словом, Герцен рисовал картину общей славянской федерации, не выделяя в ее составе каких-то отдельных государств, но в то же время подчеркивая свободу ее составных частей. В статье «Русским офицерам в Польше» он даже назвал Сибирь примером такой федерации: «С своей стороны, поляки должны понять, что сохранить тот же федеральный союз будет стремлением не только правительства русского, но и всего русского народа. <…> Если б Сибирь завтра отделилась от России, мы первые приветствовали бы ее новую жизнь. Государственная целость вовсе не совпадает с народным благосостоянием»[150].

Однако герценовская теория славянской федерации была воспринята современниками, особенно за пределами России, как очередной амбициозный гегемонистский проект. А вот на молодых русских революционеров она оказала серьезное влияние, и они впоследствии стали ее развивать и перерабатывать. Такой итог теории славянской федерации ее создатель вряд ли мог предвидеть.

Глава 2 Федерация и революция у М.А. Бакунина

Историография