В комнате настала тишина – полная, абсолютная тишина, как во время снегопада, как будто в мире никогда не существовало звуков. Через некоторое, возможно немалое, время я заметил, что снова сижу в кресле и окоченел с ног до головы, словно кровь застыла в жилах. Еще через какое-то время я заметил, что у кого-то наверху работает стиральная машина. Имельда вжалась в подушки дивана. Ужас на ее лице подсказал мне, на кого я, должно быть, похож.
– Что ты ему сказала?
– Фрэнсис… Прости. Я не думала…
– Что ты ему сказала, Имельда?
– Только… Про тебя и Рози. Что вы собрались уехать.
– Когда ты ему сказала?
– В субботу вечером, в пабе. Накануне вашего отъезда. Я подумала, что никакого вреда не будет, что никто не успеет вас остановить…
Три девчонки стоят, облокотившись на перила, и взмахивают волосами, ладные и нетерпеливые – дикие кобылки, нетерпеливо ждущие начала вечера, когда возможно все. И, как выясняется, возможно было действительно все.
– Еще одно долбаное оправдание – и я пробью ногой этот краденый телик.
Имельда заткнулась.
– Ты сказала ему, когда мы уезжаем?
Быстрый, короткий кивок.
– И где оставила чемодан?
– Да. Ну, не в какой комнате, а только… что в шестнадцатом доме.
Грязно-белый зимний свет сквозь тюлевые занавески не красил Имельду. Тяжело осевшая в углу дивана, в этой перетопленной комнате, воняющей жиром, сигаретами и помойкой, она походила на полупустой мешок из серой кожи, набитый костями. Я не мог представить, чего эта женщина может хотеть, но явно нечто более ценное, чем то, что она профукала в своей жизни.
– Почему, Имельда? Почему, мать твою?!
Она пожала плечами. До меня стало медленно доходить, только когда на ее щеках появились бледные пятна румянца.
– Да ты прикалываешься… Ты была влюблена в Шая?
Она снова пожала плечами, на этот раз резко и вызывающе.
Яркие девчонки визжат и в шутку переругиваются: “Мэнди говорит, чтоб я спросила, хочет ли твой брат сходить в кино…”
– Я думал, это Мэнди на него запала.
– И она тоже. Мы все – не Рози, но многие. Он мог выбирать.
– А ты, значит, сдала Рози, чтобы привлечь его внимание. Ты это имела в виду, когда говорила о своей любви к Рози?
– Так нечестно, черт подери. Я никогда бы…
Я швырнул пепельницу в телик. Тяжелая пепельница, пущенная с размаху, с эффектным грохотом пробила экран, по комнате разлетелись тучи пепла, окурки и осколки. Имельда отрывисто пискнула и отшатнулась от меня, одной рукой заслоняя лицо. Крупицы пепла взвились в воздух и, кружась, опустились на ковер, на кофейный столик, на штаны от ее спортивного костюма.
– О чем я тебя предупреждал?
Имельда затрясла головой, дико глядя на меня, и прижала ладонь ко рту: кто-то явно научил ее не кричать.
Я стряхнул блестящие осколки стекла и взял сигареты Имельды с кофейного столика, из-под клубка зеленой ленты.
– Расскажи мне все, что сказала ему, слово в слово, как можно точнее. Без недомолвок. Если что-то не помнишь точно, так и скажи. Ничего не выдумывай, ясно?
Имельда энергично кивнула, не убирая ладонь от лица. Я закурил и откинулся на спинку кресла.
– Хорошо. Приступай.
Эту историю я и сам мог бы рассказать не хуже.
Паб находился где-то неподалеку от Вексфорд-стрит, название Имельда не помнила.
– Мы собирались на танцы, я, Мэнди и Джули, а Рози надо было пораньше домой: папа ее вышел на тропу войны, к тому же она не хотела тратиться на дискотеку. Так что мы решили сначала пойти выпить по пинте…
Имельда стояла у барной стойки – была ее очередь заказывать на всех – и углядела моего брата. Они поболтали – я будто своими глазами видел, как она откидывает волосы, выставляет вперед бедро, игриво поддразнивая Шая. Он машинально ответил на флирт, но ему нравились девочки посимпатичнее, помягче, не такие языкастые. Когда появились кружки, он взял их в охапку и развернулся к своим приятелям за столиком в углу.
Она просто пыталась его удержать.
Это его остановило.
Конечно, она его дождалась. Рози посмеялась, когда Имельда торопливо принесла девчонкам выпивку, Мэнди изобразила возмущенное сопение (