Фейтфул-Плейс

– Я сломала карандаш, а точилки у меня не было, потому что у меня ее Хлоя взяла на рисовании. Я ждала-ждала, а ты все говорил по телефону.

– И что ты сделала? – очень мягко спросил Шай.

– Я решила поискать другой карандаш. В том комоде.

Долгая тишина – только истерично тараторила женщина в телевизоре внизу; ее приглушенный бубнеж пробивался через толстые стены, через тяжелые ковры, через высокие потолки.

– И ты что-то нашла, – сказал Шай.

– Извини, – чуть слышно пискнула Холли.

Я чуть не влетел в квартиру прямо сквозь дверь, не задерживаясь, чтобы ее открыть. Меня остановили два обстоятельства. Во-первых, Холли было девять лет. Она верила в фей и лишь чуть сомневалась насчет Санты; несколькими месяцами ранее она рассказала мне, что, когда была маленькой, летающая лошадка уносила ее из окна спальни кататься. Чтобы показания Холли однажды стали полновесным оружием – чтобы однажды моей девочке поверил кто-то, кроме меня, – я должен был подкрепить их своими. Я должен был услышать признание из уст самого Шая.

Во-вторых, не было никакого смысла вламываться в квартиру и палить из всех стволов, чтобы спасти мою малышку от кровожадного злодея. Уставившись на щель яркого света вокруг двери, я слушал – как будто находился за миллион миль от дочери или опоздал на миллион лет. Я прекрасно знал, что подумала бы по этому поводу Оливия, что подумал бы любой разумный человек; и все-таки я стоял как истукан, предоставив Холли делать грязную работу за меня. Я совершил много неблаговидных поступков в своей жизни, и совесть не тревожит мой сон, но этот случай – особый. Если ад существует, то попаду я туда именно за эти минуты на темной лестничной площадке.

– Ты кому-нибудь говорила? – сдавленно спросил Шай.

– Нет. Я даже не знала, что это такое, только пару дней назад поняла.

– Холли, милая, послушай… Ты умеешь хранить секреты?

– Я это сто лет назад видела, – с чувством, до ужаса похожим на гордость, сказала Холли. – И много-много месяцев никому ничего не говорила.

– Верно, не говорила. Молодец.

– Вот так-то!

– А ты можешь и дальше держать это в секрете?

Молчание.

– Холли… – сказал Шай. – Что, по-твоему, случится, если ты кому-нибудь расскажешь?

– У тебя будут неприятности.

– Возможно. Я ничего плохого не делал, но мне не поверят. Меня могут посадить в тюрьму. Ты хочешь этого?

– Нет… – упавшим голосом прошептала Холли.

– Я так и думал. Даже если меня не посадят, что будет? Что, по-твоему, скажет твой папа?

Дочка неуверенно вздохнула:

– Он разозлится?

– Разозлится не то слово! И на тебя, и на меня – за то, что не сказали ему раньше. Он больше никогда тебя сюда не пустит, запретит тебе видеться с нами: и с бабушкой, и со мной, и с Донной. И будет следить, чтобы твоя мама и тетя Джеки больше его не провели. – Шай помолчал, давая Холли хорошенько обдумать услышанное. – Что еще, по-твоему, случится?

– Бабушка расстроится.

– Бабушка, и тети, и все твои кузены и кузины – все огорчатся и не будут знать, что думать. Некоторые тебе даже не поверят, и разразится священная война. – Еще одна эффектная пауза. – Холли, лапуля, ты ведь этого не хочешь?

– Нет…

– Конечно, нет. Ты хочешь возвращаться сюда каждое воскресенье и весело проводить вечера с нами, правда? Ты хочешь, чтобы бабушка испекла биквитный торт на твой день рождения, такой же, как делала для Луизы, и чтобы Даррен учил тебя играть на гитаре, когда у тебя руки подрастут… – Слова змеились вокруг Холли, мягкие и соблазнительные, обволакивали ее и манили. – Ты хочешь, чтобы мы все вместе гуляли, готовили ужин, смеялись. Правда же?

– Да. Как настоящая семья.

– Правильно. А в настоящих семьях заботятся друг о друге. Семья для того и нужна.

Холли поступила, как настоящая маленькая Мэкки, и еле слышно, но с какой-то новой уверенностью, пришедшей изнутри, сказала:

– Я никому не скажу.

– Даже папе?

– Да. Даже ему.

– Умничка, – сказал Шай так мягко и успокаивающе, что темнота у меня перед глазами налилась красным. – Молодец, ты моя самая лучшая племянница!

– Ага.

– Это будет наш особый секрет. Обещаешь?

Я подумал о разнообразных способах убить человека, не оставляя следов, и, прежде чем Холли успела дать обещание, перевел дух и толкнул дверь.

Взгляду предстала картина маслом. Квартира у Шая была чистая, скудно обставленная, вылизанная, как казарма: потертые половицы, выцветшие зеленые занавески, разрозненные, безликие предметы мебели, на белых стенах – ничего. От Джеки я знал, что он живет здесь уже шестнадцать лет, с тех пор как старая безумная миссис Филд умерла и квартира освободилась, но жилище по-прежнему выглядело временным. Шай мог собраться и уехать за пару часов, мог исчезнуть совершенно бесследно.