Фейтфул-Плейс

– Милая, послушай, – начал я. Двигатель я не заводил: не был уверен, что смогу вести машину.

– Ужин готов! Мы поставили тарелки тебе и мне!

– Я знаю. Мне тоже хотелось бы остаться.

– Тогда почему…

– Помнишь ваш разговор с дядей Шаем? Перед тем как я вошел?

Холли замерла; руки были по-прежнему сердито сложены на груди, на лице ничего не отражалось, но голова лихорадочно работала, пытаясь сообразить, что происходит.

– Ну да…

– Как по-твоему, ты сможешь кому-нибудь пересказать этот разговор?

– Тебе?

– Нет, не мне. Одному парню, которого я знаю по работе, Стивену. Он всего на пару лет старше Даррена и большой симпатяга. – Стивен что-то говорил о сестрах, я надеялся, что он умеет с ними ладить. – Ему действительно важно знать, о чем вы с дядей говорили.

Ресницы Холли дрогнули.

– Я не помню.

– Милая, я знаю, что ты обещала никому не рассказывать. Я слышал.

Быстрый настороженный взгляд голубых глаз.

– Что слышал?

– Готов поспорить, почти все.

– Ну, если слышал, сам расскажи своему Стивену.

– Так не пойдет, лапуля. Он должен услышать все от тебя.

Кулачки стиснули края кофты.

– Обойдется. Я ему ничего сказать не могу.

– Холли, посмотри на меня, пожалуйста.

Через мгновение ее голова неохотно повернулась на пару дюймов в мою сторону.

– Помнишь, мы говорили, что иногда надо рассказать секрет, если кто-то другой имеет право знать?

– И что? – пожала плечами Холли.

– Это как раз такой секрет. Стивен пытается выяснить, что случилось с Рози… – О Кевине я упоминать не стал: мы и без того на несколько световых лет проскочили предел эмоциональных возможностей ребенка. – Это его работа. Чтобы ее выполнить, ему необходимо услышать твой рассказ.

Холли снова выразительно пожала плечами:

– Мне все равно.

Ее упрямо вздернутый подбородок на секунду напомнил мне ма. Я боролся со всеми ее инстинктами, со всем, что влил в кровь Холли из собственных вен.

– Зря ты так, милая. Хранить секреты важно, но бывает так, что добраться до правды еще важнее. Особенно если кого-то убили…

– Отлично. Вот и пускай этот твой Стивен пристает к кому-нибудь другому, а от меня отстанет, потому что я уверена, что дядя Шай не сделал ничего плохого.

Я посмотрел на нее – напряженную, колючую и сыплющую искрами, как загнанный в угол пугливый котенок. Всего несколько месяцев назад она, не рассуждая, сделала бы то, о чем я прошу, нисколько не поступившись верой в любимого дядюшку Шая. Я словно балансировал на туго натянутом канате; с каждой нашей встречей канат истончался, пропасть под ногами углублялась, и рано или поздно мне неизбежно предстояло потерять равновесие, увлекая дочь за собой в бездну.

– Ладно, малышка. – Я старательно не повышал голос. – Тогда позволь тебя спросить: ты ведь очень тщательно спланировала сегодняшний день, правда?

Снова настороженная голубая вспышка.

– Нет.

– Не отпирайся, цыпленок. Со мной этот номер не пройдет. Разрабатывать стратегии – моя работа, и я прекрасно вижу, когда это делают другие. Еще когда мы с тобой первый раз говорили про Рози, ты вспомнила записку, которую видела. Ты невзначай расспросила меня о Рози и, узнав, что мы с ней встречались, поняла, что записку написала она. Тогда ты и задумалась, зачем дядя Шай хранит в комоде записку от мертвой девушки. Поправь меня, если я ошибаюсь.

Ноль реакции. Этот допрос с пристрастием так утомил меня, что хотелось соскользнуть с сиденья и уснуть на полу машины.

– Ты обрабатывала меня, пока не уговорила привезти тебя сегодня к бабушке. Ты все выходные тянула с математикой, чтобы взять домашнюю работу с собой и остаться с дядей Шаем наедине. А потом донимала его, пока он не заговорил о записке.

Холли крепко закусила губу.

– Я тебя не ругаю, ты здорово все устроила. Я только проясняю факты.

Она пожала плечами:

– И что?

– У меня вот какой вопрос. Если ты была уверена, что дядя Шай не сделал ничего плохого, тогда к чему вся эта суета? Почему нельзя было просто рассказать мне, что ты нашла? Я бы сам с ним поговорил.

– Это тебя не касалось, – прошептала Холли на грани слышимости, обращаясь к коленям.

– Касалось, лапонька, и ты это знала. Ты знала, что Рози мне небезразлична, знала, что я детектив, и знала, что я пытаюсь выяснить, что с ней произошло. Так что записка меня очень даже касалась. И вообще, тебя никто не просил держать рот на замке. Так почему ты мне не рассказала? Или ты понимала, что дело нечисто?

Холли аккуратно вытащила красную нитку из рукава кофты, натянула ее между пальцев и принялась внимательно изучать. На секунду мне показалось, что она вот-вот ответит, но вместо этого Холли спросила:

– А какая была Рози?

– Смелая. Упрямая. Веселая. – Я не совсем понимал, к чему этот вопрос, но Холли искоса следила за мной внимательным взглядом. В тусклом желтом свете фонарей ее глаза стали темнее и загадочнее, в них стало сложно что-либо прочесть. – Рози любила музыку, и приключения, и украшения, и своих друзей. Она строила великие планы и никогда не сдавалась. Тебе бы она понравилась.

– Нет, не понравилась бы.

– Хочешь верь, хочешь не верь, цыпленок, но понравилась бы. А ты бы понравилась ей.

– Ты любил ее больше, чем маму?