Фейтфул-Плейс

Холли кивнула, убрала тетрадь, но осталась сидеть, щелкая пряжкой ремня на сиденье.

– Что тебя беспокоит, цыпленок? – спросил я.

– Вы с бабушкой ругались.

– Да. Ругались.

– Почему?

– Как ни печально, но время от времени мы действуем друг другу на нервы. Никто в мире так не доканывает, как семья.

Холли запихнула Клару в сумку и, опустив на лошадку взгляд, гладила ее потертый нос.

– Если бы я сделала что-то плохое, ты бы соврал полиции, чтобы мне не попало?

– Да, соврал бы. И полиции, и папе римскому, и президенту земного шара – ради тебя врал бы до посинения. Это неправильно, но я бы все равно так поступил.

Холли ошеломила меня до глубины души, наклонившись между сиденьями, обхватив меня руками за шею и прижавшись щекой к моей щеке. Я обнял ее так крепко, что чувствовал, как бьется ее сердце – быстро, легко, как у лесного зверька. Мне нужно было сказать ей миллион вещей – и все крайне важные, – но я не мог произнести ни слова.

Наконец Холли с тяжелым судорожным вздохом высвободилась, вылезла из машины и взвалила на спину рюкзак.

– Если я должна поговорить с этим Стивеном, то можно в среду? Я хочу пойти к Эмили поиграть.

– Конечно, милая. В любой день, когда тебе удобно. А теперь иди. Я тебя догоню; мне только нужно позвонить.

Дочка кивнула. Подходя к дому, она слегка тряхнула головой и собралась, расправив устало поникшие плечи. Когда Лив открыла дверь и распахнула объятия, узкая спина Холли стала прямой и твердой как сталь.

Я закурил и первой затяжкой уничтожил полсигареты. Чуть успокоившись, я позвонил Стивену.

Связь была дерьмовая – очевидно, он находился где-то в застенках убойного отдела, в недрах Дублинского замка.

– Это я. Как дела?

– Неплохо. Как вы и говорили, он все отрицает – если вообще снисходит до ответа; а так больше молчит, только спрашивает, какова на вкус ваша задница.

– Очаровашка. Это семейное. Не обращай внимания.

– Господи, да мне-то что! – рассмеялся Стивен. – Пусть говорит что хочет; я-то, как закончим, пойду… Поделитесь, что у вас на него есть? Глядишь, у него язык развяжется. – В голосе Стивена звучали новообретенная уверенность, радостное возбуждение и готовность довести дело до победного конца. Из вежливости малыш старался сдерживать ликование, но был доволен как никогда.

Я рассказал ему все, что знал, и как я это раскопал, во всех омерзительных, тошнотворных подробностях: информация – это оружие, и Стивену не нужны были бреши в арсенале. Напоследок я добавил:

– Он привязан к нашим сестрам, особенно к Кармеле, и к моей дочери Холли – насколько я могу судить. Меня он ненавидит до одури, он ненавидел Кевина, хоть и не желает этого признавать, и ненавидит собственную жизнь. Тем, кто доволен своей жизнью, он страшно завидует – наверняка и тебе тоже. И, как ты, вероятно, уже убедился, у него взрывной характер.

– Ясно, – отрешенно пробормотал Стивен; его мозгли работали на полных оборотах. – Ага, ладно. Это можно использовать.

Малыш превращался в мужа и становился мне все больше по душе.

– А как же. Кстати, Стивен, до сегодняшнего вечера он полагал, что почти вырвался: собирался купить магазин великов, где сейчас работает, сбагрить папу в дом престарелых, переехать и зажить полной жизнью. Несколько часов назад он считал, что перед ним открыты все двери.

Молчание. На секунду у меня закралось опасение, что Стивен вообразил, будто я призываю его к сочувствию. Наконец он произнес:

– Ну, если этим я его не разговорю, то значит мне вообще грош цена.

– Вот и я того же мнения. Дерзай, малыш. И держи меня в курсе.

– Вы помните… – начал Стивен, и тут связь забарахлила так, что из трубки долетал только прерывистый треск помех. Успел услышать: “…все, что у них есть…” – и сигнал оборвался, остались лишь бессмысленные гудки.

Я опустил окно и закурил новую сигарету. Рождественские украшения добрались и сюда: на дверях красовались венки, в соседнем дворе торчал покосившийся плакат с надписью “Санта, заходи к нам!”. К ночи подморозило, и в трескучем воздухе чувствовалось дыхание зимы. Я выбросил окурок, собрался с духом, подошел к двери Оливии и позвонил.

Лив вышла в тапочках, уже умытая перед сном.

– Я обещал Холли, что зайду пожелать ей спокойной ночи.

– Холли спит, Фрэнк. Она давным-давно в постели.

– А… Ладно. – Я тряхнул головой, прочищая мозги. – Сколько же я в машине просидел?

– Долго – странно, что миссис Фицхью не вызвала полицию. В последнее время ей везде злоумышленники мерещатся.

Впрочем, Оливия улыбалась, и от того, что она не раздражалась на мое присутствие, мне стало до нелепости тепло.

– Эта дамочка всегда была с прибабахом. Помнишь, когда мы… – Я заметил отчужденность во взгляде Лив и вовремя оборвал себя на полуслове. – Слушай, можно я все-таки зайду на пару минут? Кофе глотну, приведу мысли в порядок, прежде чем ехать домой. Поболтали бы про Холли. Обещаю не засиживаться…

Очевидно, видок у меня был немногим лучше, чем настроение, потому что давление на жалость сработало. Помедлив мгновение, Лив кивнула и распахнула дверь.