Фейтфул-Плейс

На миг мне с уколом в сердце вспомнились весенние вечера, когда я сидел здесь и наблюдал, как что-то крохотное яростно толкается в животе Оливии, спеша покорить мир.

– Сильная, да, она сильная. Но это неважно. Ни у какого ребенка на свете не хватит сил для такого.

– У Холли хватит, потому что выбора у нее нет. И еще, Лив… Ты и без меня это знаешь, но тебе нельзя обсуждать с ней дело.

Оливия вырвала ладони из моих рук и вскинула голову, готовая защищать свое дитя.

– Ей необходимо выговориться, Фрэнк. Мне даже представить трудно, каково ей, и я не допущу, чтобы она держала все в себе…

– Правильно, но ей нельзя говорить ни с тобой, ни со мной. С точки зрения присяжных, ты прежде всего прокурор – и необъективна. Один только намек, что ты ее натаскивала, – и все дело насмарку.

– Плевать мне на дело. С кем еще ей разговаривать? Тебе отлично известно, что психологу она не скажет ни слова. Когда мы с тобой разъехались, Холли с этой женщиной даже говорить не стала. Я не позволю, чтобы у нее остался след на всю жизнь. Не позволю.

Ее оптимизм, вера в то, что ничего непоправимого еще не случилось, проникли мне в грудь и сдавили сердце.

– Конечно, – сказал я. – Знаю, что не позволишь. Послушай, пусть Холли говорит с тобой сколько захочет, только смотри, чтобы об этом не узнал никто, включая меня. Ладно?

Оливия поджала губы, но не ответила.

– Понимаю, это не решение всех проблем… – добавил я.

– Ты же был против того, чтобы она хранила секреты.

– Да, но уже поздновато считать это главной задачей.

– Полагаю, это переводится как “я же предупреждал”, – сказала Лив с ноткой горькой усталости в голосе.

– Вовсе нет, – искренне ответил я. Лив резко вскинула на меня удивленный взгляд. – Это означает, что мы оба облажались, и сейчас важнее всего постараться уменьшить ущерб. И я верю, что ты прекрасно с этим справишься.

Лив смотрела все так же настороженно и устало, ожидая подвоха.

– На сей раз никаких скрытых смыслов. Честно. В настоящий момент я просто рад, что у ребенка такая мать.

Этого Лив не ожидала; она отвела взгляд и беспокойно заерзала в кресле.

– Почему ты сразу мне не рассказал? Позволил уложить ее в постель как ни в чем не бывало…

– Я просто подумал, что сегодня вечером ей не помешает капелька нормальности.

Лив нервно шевельнулась.

– Мне надо ее проведать.

– Если проснется, она позовет нас. Или спустится.

– А вдруг нет? Я мигом…

Лив торопливо, по-кошачьи тихо поднялась по лестнице. В этой знакомой сцене было что-то до странности успокаивающее. Сразу после рождения Холли она повторялась по десять раз за ночь: стоило монитору пискнуть, и Оливия непременно проверяла, как спит дочь, сколько бы я ни уверял ее, что ребенок с такими мощными легкими вполне способен показать, что ему нужны родители. Лив никогда не боялась синдрома внезапной смерти, не боялась, что Холли выпадет из кроватки и ударится головой, не боялась прочих стандартных родительских страшилок. Ее волновало только, что Холли может проснуться среди ночи и вообразить, будто осталась одна.

Оливия вернулась и сообщила:

– Крепко спит.

– Хорошо.

– И такая безмятежная. Поговорю с ней утром. – Оливия тяжело опустилась в кресло и откинула волосы с лица. – Фрэнк, ты сам-то в порядке? Я даже не подумала тебя спросить, а ведь ты сегодня вечером тоже натерпелся…

– Все нормально, – ответил я. – Вообще-то мне уже пора. Спасибо за кофе. Очень кстати.

Лив удержалась от дальнейших расспросов о случившемся.

– А не уснешь за рулем? – спросила она.

– Доеду как-нибудь. Увидимся в пятницу.

– Позвони завтра Холли. Даже если считаешь, что тебе нельзя говорить с ней обо всем этом… Все равно позвони.

– Конечно. Я и сам собирался. – Я залпом допил остатки и поднялся. – Правильно ли я понял, что о свидании больше и речи быть не может?

Оливия долго глядела мне в лицо.

– Только давай не будем понапрасну обнадеживать Холли.

– Как скажешь.

– Я сильно сомневаюсь, что получится снова сойтись после… Господи, после всего.

– Понимаю. Мне все равно хотелось бы попробовать.

Оливия шевельнулась в кресле. Лунный свет скользнул по ее лицу, глаза пропали в тени, и я различал только гордый, изящный изгиб губ.

– Чтобы убедиться, что предпринял все возможное? – спросила она. – Что ж, полагаю, лучше поздно, чем никогда.

– Нет, – возразил я. – Просто мне очень хочется пойти с тобой на свидание.

Я чувствовал на себе взгляд ее укрытых тенью глаз.

– Мне тоже, – сказала она наконец. – Спасибо за приглашение.

На миг в голове у меня помутилось, и я чуть не бросился к ней, чтобы сделать сам не знаю что: схватить, прижать к себе, рухнуть на мраморные плиты пола и зарыться лицом в ее мягкие колени. Я сдержал себя, стиснув зубы так, что чуть не сломал челюсть. Вновь обретя способность двигаться, я взял со стола поднос и отнес на кухню.

Оливия не пошевелилась. Я вышел из дома сам; возможно, я пожелал ей спокойной ночи, не помню. Пока я шел к машине, я чувствовал Лив позади, чувствовал ее тепло, словно яркий белый свет, ровно горящий в темной комнате. Этот свет берег меня по пути домой.

23