Фейтфул-Плейс

– Джеки, я пытаюсь воспитывать ребенка. От одного этого любой нормальный человек будет вне себя от ужаса. Вдобавок я пытаюсь воспитать ее в мире, где ей постоянно твердят: думай только о моде, славе и жировых отложениях, не замечай, что тебя дергают за ниточки, – лучше купи себе что-нибудь симпатичное… Да я беспрерывно трясусь от ужаса. Пока Холли была маленькая, я еще кое-как справлялся, но с каждым днем она взрослеет, и мне все страшнее. Считай меня психом, но я хочу, чтобы она росла в стране, где людям иногда приходится думать о чем-то понасущней, чем пафосные тачки и Пэрис Хилтон.

Джеки усмехнулась одним уголком губ:

– Клянусь, ты заговорил точь-в-точь как Шай.

– Боже упаси! Я бы скорее мозги себе вышиб.

– Я знаю, что с тобой не так. – Сестра кротко смотрела на меня. – Ты вчера хватил лишнего, и сейчас у тебя кишки узлом. Это всегда тоску нагоняет. Я права?

У меня снова зазвонил телефон – Кевин.

– Да чтоб тебя разорвало! – с непроизвольной злостью рявкнул я. Зря я дал ему свой номер: моей семейке дай палец, они руку по локоть откусят. Отключить мобильник я не мог – вдруг понадоблюсь моим ребятам. – Если Кев всегда так плохо понимает намеки, неудивительно, что у него нет подружки.

Джеки успокаивающе похлопала меня по руке:

– Не обращай внимания, пусть звонит. Я вечером спрошу, что у него за срочность.

– Спасибо, не надо.

– Наверное, просто хочет узнать, когда вы с ним снова встретитесь.

– Джеки, сколько можно повторять: мне абсолютно до фонаря, чего хочет Кевин. А если он и впрямь хочет узнать, когда мы встретимся, передай ему, с любовью и поцелуями: никогда. Лады?

– Фрэнсис, перестань. Ты же не всерьез.

– Еще как всерьез, Джеки, уж поверь.

– Ведь он твой брат.

– И, насколько я могу судить, отличный парень, в котором, несомненно, души не чают многочисленные друзья и знакомые. Вот только я не из их числа. Единственное, что нас связывает, – ошибка природы, забросившей нас на несколько лет в один дом. Благо мы там больше не живем, с Кевином у меня столько же общего, сколько с парнем на соседней скамейке. То же касается Кармелы, Шая и однозначно – мамы с папой. Мы не знаем друг друга, у нас ни черта общего, и я не вижу никаких причин собираться на чай с печеньками.

– Сам подумай, – сказала Джеки. – Ты же понимаешь, что все не так просто.

Мобильник снова зазвонил.

– Проще некуда, – сказал я.

Она поворошила носком сапога палую листву и дождалась, пока телефон перестанет надрываться.

– Вчера ты обвинил нас в том, что Рози тебя бросила.

Я глубоко вздохнул и как можно мягче ответил:

– Тебя, цыпленок, я уж точно не виню. Ты тогда еще из пеленок не вылезла.

– Так ты поэтому не против со мной общаться?

– Не думал, что ты вообще помнишь ту ночь.

– Вчера, после того как… В общем, я попросила Кармелу рассказать. Сама-то я только обрывки помню. Все перемешалось, сам понимаешь.

– Не для меня. Я все прекрасно помню.

Ближе к трем ночи мой приятель Вигги закончил подхалтуривать в ночном клубе и явился на стоянку отдать мне деньжата и досидеть остаток смены. Я шел домой сквозь буйные, окосевшие остатки субботней ночи, негромко насвистывал себе под нос, и мечтал о завтрашнем дне, и жалел любого, кто не был мной. Поворачивая на Фейтфул-Плейс, я парил как на крыльях.

И тут же печенкой почуял – что-то случилось. Половина окон, включая наши, ярко светилась. Еще с конца улицы слышалось, как за ними жужжат возбужденные голоса.

Дверь нашей квартиры бороздили свежие выбоины и царапины. В гостиной у стены валялся перевернутый кухонный стул с перекошенными и расщепленными ножками. Кармела, в пальто поверх линялой ночнушки в цветочек, стояла на коленях на полу и щеткой собирала в совок осколки фарфора; руки у нее так тряслись, что черепки постоянно выпадали. Ма сидела в углу дивана, натужно дыша и промокая разбитую губу влажной салфеткой; в другом углу, посасывая большой палец, свернулась завернутая в одеяло Джеки. Кевин сидел в кресле, грыз ногти и смотрел в никуда. Шай прислонился к стене и переминался с ноги на ногу, засунув руки глубоко в карманы; вокруг глаз проступили белые круги, как у загнанного зверя, ноздри широко раздувались, под глазом наливался здоровый фингал. Из кухни доносился громкий отрывистый хрип – папаша блевал в мойку.

– Что случилось? – спросил я.

Все так и подпрыгнули. Пять пар огромных глаз уставились на меня не моргая, без всякого выражения. Лицо Кармелы опухло от рыданий.

– Ты, как всегда, вовремя, – сказал Шай.

Остальные как воды в рот набрали. Наконец я забрал у Кармелы щетку и совок, аккуратно усадил ее на диван между мамой и Джеки и начал подметать. Спустя целую вечность рвотные звуки сменились храпом. Шай тихо зашел в кухню и вернулся с ножами. Спать той ночью никто не ложился.