Фейтфул-Плейс

– Мы не знаем. Она умерла за много лет до твоего рождения, но мы узнали об этом только в пятницу вечером. Все очень расстроились. Понимаешь, почему мне надо было повидать тетю Джеки?

Холли коротко повела плечом.

– Наверное.

– Значит, можем весело провести остаток выходных?

– Я собиралась в гости к Саре. Вместо… – сказала Холли.

– Цыпленок, я прошу тебя об одолжении. Мне было бы очень приятно, если бы мы могли начать эти выходные заново. Давай начнем оттуда, где закончили в пятницу вечером, и повеселимся на полную катушку, пока не придет время везти тебя домой. Притворимся, что в промежутке ничего не было.

Холли, дрогнув ресницами, мельком покосилась на меня, но ничего не сказала.

– Я понимаю, что слишком много прошу, и понимаю, что, наверное, не заслужил, но люди должны иногда делать друг другу поблажки. Иначе мы бы и дня не протянули. Прощаешь меня?

Она задумалась.

– А ты опять уедешь, если что-нибудь еще случится?

– Нет, милая. Обо всем позаботятся другие детективы. Что бы ни произошло, вызовут именно их. Это больше не моя проблема. Ну так что?

Через мгновение Холли, словно котенок, быстро потерлась о мою руку.

– Папа, – сказала она, – очень жалко, что твоя подруга умерла.

Я погладил ее по волосам.

– Спасибо, малышка. Врать не буду, выходные выдались паршивые. Впрочем, дела идут на лад.

Внизу зазвенел дверной звонок.

– Ждете кого-то? – спросил я.

Холли пожала плечами, и я уже начал корчить свирепую рожу для Дерьми, но тут в прихожей раздался женский голос – Джеки.

– Привет, Оливия! На улице закоченеть можно!

Торопливый ответ Лив на пониженных тонах; пауза, тихий звук закрывающейся кухонной двери, приглушенное шушуканье – женщины обменивались новостями.

– Тетя Джеки! Можно она поедет с нами?

– Конечно, – сказал я и собрался поднять Холли с кровати, но она поднырнула под мой локоть и зарылась в шкаф, откапывая в ворохе пастельных нарядов подходящий кардиган.

Джеки и Холли разом нашли общий язык. К моему удивлению – и некоторому беспокойству, – Джеки и Лив тоже. Какому мужчине захочется, чтобы женщины в его жизни сошлись накоротке: чего доброго, начнут о тебе откровенничать. Я долго не знакомил Лив с Джеки; уж не знаю, стыдился я кого из них или боялся, только мне – так я тогда считал – было бы гораздо спокойнее, если бы Джеки невзлюбила моих новоявленных буржуазных родственников и снова исчезла из моей жизни. Джеки я обожаю чуть ли не больше всех на свете, но я вечно нахожу ахиллесову пяту – как у других, так и у самого себя.

Восемь лет после ухода из дома я жил припеваючи: держался подальше от радиоактивной зоны, вспоминал о семье от силы раз в год, когда встречал на улице пожилых теток, похожих на ма, – и бросался в укрытие. В городишке вроде нашего долго так продолжаться не могло. Воссоединением с Джеки я обязан одному непутевому эксгибиционисту, неудачно выбравшему жертву. Когда этот Вилли Винки выскочил из переулка, вытащил свой писюн и начал свое шоу, Джеки нанесла удар по обоим его эго: прыснула со смеху и врезала ему по яйцам. Ей было семнадцать, и она только что съехала от родителей; я в то время прокладывал себе путь к Спецоперациям через отдел сексуальных преступлений. В районе произошла пара изнасилований, и начальник хотел, чтобы кто-нибудь взял у Джеки показания.

Я подвернулся случайно; по-хорошему, мне вообще не следовало этим заниматься: нельзя брать дела, по которым проходят члены семьи, а я все понял, как только увидел на бланке заявления имя “Джасинта Мэкки”. Чуть ли не половина Дублина носит имя Джеки или фамилию Мэкки, но сомневаюсь, что кому-то, кроме моих родителей, хватило фантазии соединить их и назвать дочку Джеки Мэкки. Можно было сказать начальнику, чтобы кто-то другой записал ее описание комплекса неполноценности маломерка, – и остаток жизни мне и думать не пришлось бы ни о своей семье, ни о Фейтфул-Плейс, ни о “Таинственном деле таинственного чемодана”. Но мне стало любопытно. Джеки было девять, когда я ушел из дома; милая девочка ни в чем не провинилась. Хотелось посмотреть, что из нее выросло, вот я и рассудил, что особого вреда не будет. Тут-то я и ошибся.

– Пошли! – Я бросил Холли ее вторую туфлю. – Сводим тетю Джеки погулять, а потом купим пиццу, которую я обещал тебе в пятницу вечером.

* * *

Один из многих плюсов развода состоит в том, что больше не приходится по воскресеньям прогуливаться по Далки, обмениваясь вежливыми кивками с занудными парами, уверенными, что мой акцент снижает цены на недвижимость. Холли любит качели в Герберт-парке – насколько я понимаю из бурных монологов, которые дочь бубнит, набирая амплитуду, они считаются за лошадок и каким-то боком связаны с Робин Гудом, – так что мы отвели ее туда. День выдался холодный и солнечный, с приятным морозцем, и мысль погулять в парке посетила уйму разведенных папаш. Некоторые прихватили с собой трофейных подружек, так что рядом с Джеки в ее куртке “под леопарда” я не выделялся.