Взгляд стал еще безнадежней.
– Она звезда.
– Не сомневаюсь. Актриса?
– Нет.
– Певица?
– Нет!
Я определенно тупел на глазах. Джеки наблюдала за нами с прячущейся в уголках рта улыбкой.
– Астронавтка? Прыгунья с шестом? Героиня французского Сопротивления?
– Папа, хватит! Она из телика!
– Так же, как и астронавтки, певицы и те, кто умеет пукать подмышками. А эта дама чем известна?
Холли подбоченилась и запыхтела от раздражения.
– Селия Бейли – модель, – объяснила мне Джеки, решив избавить нас обоих от мучений. – Ты ее наверняка знаешь. Блондинка, пару лет назад встречалась с владельцем ночных клубов, потом он ей изменил, а она нашла его переписку с любовницей и продала в “Стар”. Теперь она знаменитость.
– Ах, эта… – сказал я.
Джеки была права, я действительно ее знал: местная сосалка, чьи главные жизненные достижения – шашни с заряженным маменькиным сынком и регулярные выступления в дневных телешоу, где она с душещипательной искренностью и зрачками с булавочную головку рассказывала, как победила в битве с кокаином. Вот что сегодня в Ирландии сходит за суперзвезду.
– Холли, зайка, это не звезда, это ломтик пустого места в лилипутском платье. Что она вообще сделала стоящего?
Дочь пожала плечами.
– Что она умеет?
Дочь еще раз пожала плечами – с демонстративным раздражением.
– Тогда на черта она нужна? Почему ты хочешь быть на нее похожа?
Холли закатила глаза.
– Она симпатичная.
– Господи Иисусе! – в искреннем ужасе воскликнул я. – Да у этой девицы не осталось ничего натурального цвета – о размерах я вообще молчу! Она и на человека-то не похожа!
У Холли чуть дым из ушей не повалил от бессилия и замешательства.
– Она модель! Тетя Джеки сказала же!
– Она даже не модель – снялась разок в дурацкой рекламе питьевого йогурта. Это не одно и то же.
– Она звезда!
– Никакая она не звезда. Кэтрин Хепберн – звезда. Брюс Спрингстин – звезда. А эта Селия – нуль без палочки. Долдонила, что она звезда, пока кучка баранов из маленького городишки ей не поверила. Это еще не значит, что ты должна быть одной из стада.
Холли покраснела, воинственно выставила вперед подбородок, но пока сдерживалась.
– Да мне все равно. Я просто хочу белые сапожки. Можно?
Я понимал, что завожусь сильнее, чем требует ситуация, но уже не мог сбавить обороты.
– Нет. Вот начнешь восхищаться знаменитостью, которая действительно сделала что-то стоящее, и куплю тебе весь ее гардероб. Но я не собираюсь спускать время и деньги, чтобы превратить тебя в клон безмозглой посредственности, которая считает вершиной достижений продажу своих свадебных снимков желтому журнальчику.
– Я тебя ненавижу! – закричала Холли. – Ты тупой и ничего не понимаешь, и я тебя ненавижу!
Она со всех сил пнула скамейку рядом со мной и, от ярости не замечая боль в ноге, как угорелая бросилась назад к своим качелям. Качели уже занял какой-то мальчишка. Холли уселась по-турецки на землю, кипя от злости.
– Господи, Фрэнсис, – чуть помолчав, сказала Джеки. – Не мне учить тебя воспитывать ребенка – Господь свидетель, я сама в этом ни в зуб ногой, – но нельзя было поспокойней?
– Нет, нельзя. Думаешь, я для прикола испортил ребенку вечер?
– Она только хотела пару сапожек. Какая разница, где она их увидела? Да, Селия Бейли чуть дурковатая, спаси ее Господи, но ведь безвредная же!
– Какой там! Селия Бейли – живое воплощение всего, что не так с этим миром. Она такая же безвредная, как сэндвич с цианидом.
– Ох, да ладно, чего ты взъерепенился? Через месяц Холли напрочь про нее забудет и начнет тащиться от какой-нибудь девчачьей группы…
– Джеки, это не пустяки. Я хочу, чтобы Холли понимала, что есть разница между правдой и бессмысленным ссаньем в уши. Ей со всех сторон твердят, что реальность на сто процентов субъективна: если действительно веришь, что ты звезда, то заслуживаешь контракта с продюсерами, даже если не умеешь петь; если веришь в оружие массового уничтожения, то неважно, существует ли оно на самом деле; и что слава – начало и конец всего, потому что ты не существуешь, пока толпы народу тебя не заметят. Я хочу, чтобы моя дочь понимала: не все на свете определяется тем, насколько часто она об этом слышит; или насколько ей хочется, чтобы это было правдой; или сколько еще людей пялят на это глаза. Где-то в глубине за всем, что считается реальным, должна стоять какая-то настоящая долбаная реальность. Бог свидетель, нигде больше Холли этому не научится. Поэтому придется учить ее самому. И если иной раз она будет ершиться, так тому и быть.
Джеки задрала брови и чопорно поджала губы.
– Не сомневаюсь, что ты прав, – сказала она. – Мне лучше помалкивать?
Мы оба надолго умолкли. Холли захватила другие качели и методично вертелась, закручивая цепи в жгут.
– Шай прав в одном, – сказал я. – Страна, где молятся на Селию Бейли, вот-вот вылетит в трубу.
– Не каркай, – цокнула на меня Джеки.
– А я и не каркаю. Как по мне, крах может пойти Ирландии на пользу.
– Господи, Фрэнсис!