Фейтфул-Плейс

Не зря я наслаждался нормальным миром, пока мог. Должно быть, даже грозя кулаком небесам и клянясь никогда больше не ступать на брусчатку этой чертовой дыры, в глубине души я знал, что Фейтфул-Плейс примет вызов. Я улизнул в самоволку, и улица собиралась меня вернуть.

В понедельник ближе к обеду, как раз когда я представлял новенькую любимую бабулю моему мальчугану, насторожившему дилеров, зазвонил служебный телефон.

– Мэкки, – ответил я.

– Вам личный звонок, – сказал Брайан, наш администратор. – Примете? Я не стал бы беспокоить, но, похоже, это… срочно. Мягко говоря.

Снова Кевин, больше некому. После стольких лет – все тот же липучий маленький засранец: один день потаскался за мной и решил, что он мой закадычный кореш, или младший напарник, или бог знает что. Чем раньше это пресечь, тем будет лучше.

– Черт возьми, – сказал я, потирая место между бровями, где внезапно запульсировала жилка. – Давай его сюда.

– Ее, – сказал Брайан. – И голос у нее не слишком веселый. Подумал, лучше вас предупредить.

Джеки взахлеб рыдала в трубку.

– Фрэнсис, слава богу, пожалуйста, ты должен приехать – я не понимаю, я не знаю, что произошло, пожалуйста…

Сестра зашлась воем – высоким, нутряным, неудержимым. По спине у меня пробежал холодок.

– Джеки! – рявкнул я. – Говори, что происходит?

Ответ я почти не разобрал: бормотанье про Хирнов, полицию и сад.

– Джеки, понимаю, ты расстроена, но соберись ради меня хоть на секунду. Сделай глубокий вдох и расскажи, что произошло.

Она судорожно вздохнула.

– Кевин. Фрэнсис… Фрэнсис… Боже… Кевин.

Снова ледяной спазм, уже сильнее.

– Ранен? – спросил я.

– Он… Фрэнсис, о господи… Он умер. Он…

– Где ты?

– У мамы. Рядом с домом.

– Кевин там?

– Да! Нет! Не здесь, на заднем дворе, он… он… – Голос сестры снова сорвался, она рыдала и задыхалась одновременно.

– Джеки, слушай меня, – сказал я, просовывая руки в рукава куртки. – Сядь, выпей что-нибудь и пусть за тобой кто-нибудь присмотрит. Сейчас буду.

В Спецоперациях никто не спрашивает, где ты пропадал утром.

Я бросил трубку на рычаг и выбежал из кабинета.

* * *

И вот я снова на Фейтфул-Плейс, словно никогда и не уезжал. В первый раз, когда я вырвался, она отпустила меня на двадцать два года, прежде чем дернуть за поводок. Второй раз она дала мне тридцать шесть часов.

Улица обезлюдела, как и в субботний вечер, однако теперь все было по-другому. Дети в школе, взрослые на работе; по домам, кутаясь от пронизывающего холода, сидели одни старики, мамочки-домозяйки и захребетники на пособии; никто не шатался без дела в свое удовольствие. На крылечках и в окнах маячили непроницаемые, настороженные лица, но сама улица была пуста – только маршировал туда-сюда с видом ватиканского гвардейца мой старый приятель болотный придурок. На сей раз полицейские оказались на шаг впереди, разогнав толпу до начала опасного зуда. Где-то голосил младенец, но в остальном мертвую тишину нарушали разве что отдаленный гул машин, стук каблуков болотного придурка и неспешное падение капель с полных после утреннего дождя водосточных желобов.

На сей раз не было ни фургона экспертов, ни Купера, но между полицейской машиной и фургоном из морга затесался симпатичный серебристый “БМВ” Снайпера. Дом шестнадцать снова огораживала полицейская лента, за которой приглядывал здоровяк в штатском – судя по костюму, один из ребят Снайпера. Что бы ни случилось с Кевином, это явно был не сердечный приступ.

Болотный придурок меня проигнорировал – и правильно сделал. На ступенях дома восемь стояли Джеки, ма и па. Ма и Джеки ухватились друг за друга; казалось, если одна из них шевельнется, обе рухнут. Па яростно затягивался сигаретой.

Когда я подошел, их взгляды медленно сфокусировались на мне – ни проблеска узнавания, словно они никогда раньше меня не видели.

– Джеки, что случилось? – спросил я.

– Ты вернулся, – сказал па. – Вот что случилось.

Джеки стальной хваткой вцепилась в отвороты моей куртки и с силой уткнулась лицом мне в плечо. Я поборол желание отпихнуть ее.

– Джеки, лапушка, – мягко сказал я. – Продержись еще немного ради меня. Расскажи.

Ее затрясло.

– Ох, Фрэнсис, – произнесла она тихим, потрясенным голосом. – Ох, Фрэнсис… Как?..

– Я понимаю, лапушка. Где он?

– За шестнадцатым домом, – мрачно сказала ма. – В саду. Все утро под дождем.

Ма тяжело опиралась на перила, и ее голос звучал хрипло и сдавленно, словно она прорыдала несколько часов, но острые глаза были сухи.

– Мы хоть примерно представляем, что произошло?

Никто не ответил. Ма жевала губы.

– Ладно, – сказал я. – Но мы на сто процентов уверены, что это Кевин?

– Да, мы уверены, херов ты тупица! – выпалила ма, с трудом сдерживаясь, чтобы не треснуть мне по физиономии. – Думаешь, я родного ребенка не узнаю? Ты что, совсем умом рехнулся?

Мне захотелось столкнуть ее с крыльца.

– Ясно. Понятно. Кармела едет?

– Кармела едет, – ответила Джеки. – И Шай едет. Он должен только… должен… должен… – Она не смогла договорить.

– Он ждет, чтобы босс пришел последить за магазином, – сказал па, бросил окурок через перила и глядел, как он тлеет у подвального окна.