– Хэмиллу окно доходит вот досюда, – Снайпер приложил ладонь к ребрам. – Чтобы просунуть голову под рамой, ему нужно встать на колени, тогда зад опускается и центр тяжести остается в комнате. Мы как только ни пробовали, десятки раз, – результат один. Человеку габаритов Кевина почти невозможно случайно выпасть из этого окна.
Во рту у меня появился металлический привкус.
– Кто-то его вытолкнул, – сказал я.
Снайпер сунул руки в карманы брюк, задрав полы пиджака.
– Фрэнк, мы не обнаружили следов борьбы, – осторожно сказал он.
– К чему ты ведешь?
– Если бы его вытолкнули из окна, мы бы обнаружили следы борьбы на полу, рама бы раскололась при падении; он сломал бы ногти, хватаясь за нападающего или раму; возможно, получил бы порезы, синяки от ударов. Ничего этого мы не нашли.
– Ты хочешь сказать, что Кевин покончил с собой.
Снайпер отвел глаза.
– Я хочу сказать, что это не несчастный случай и ничто не указывает на то, что его вытолкнули. По словам Купера, все травмы вызваны падением. Кевин был крупный парень и, насколько мне известно, ночью был пьян, но не в стельку. Он должен был оказать сопротивление.
Я перевел дыхание.
– Верно. Справедливо. Ты прав, – сказал я. – Однако подойди сюда на секунду. Хочу тебе кое-что показать.
Я подвел Снайпера к окну. Он недоверчиво воззрился на меня.
– Что там?
– Присмотрись к саду под этим углом. Глянь туда, где стена примыкает к дому, – поймешь, о чем я.
Он оперся на подоконник и вытянул шею под оконной рамой.
– Где?
Я толкнул его сильнее, чем собирался. На долю секунды мне показалось, что я не сумею втащить его обратно. И глубоко в душе я чертовски обрадовался.
– Господи Иисусе! – Снайпер отскочил от окна и вытаращился на меня во все глаза. – Совсем охренел?
– Никаких следов борьбы, Снайпер. Ни расколотой рамы, ни сломанных ногтей, ни порезов, ни синяков. Ты крупный парень, трезв как стекло – и шлепнулся бы, даже не пикнув. Пока-пока, спасибо за представление, Снайпер покинул здание.
– Чтоб тебя… – Он одернул пиджак и сильными хлопками отряхнул с него пыль. – Не смешно, Фрэнк. Ты напугал меня до усрачки.
– Вот и славно. У Кевина и мысли не было о самоубийстве, уж ты мне поверь. Он ни за что не покончил бы с собой.
– Ладно. Тогда скажи мне, кто хотел его убить?
– Я таких не знаю, но это еще ничего не значит. Может, за ним вся сицилийская мафия охотилась.
Снайпер красноречиво промолчал.
– Да, мы не были закадычными приятелями, – сказал я. – Однако необязательно дружить взасос, когда и без того понятно, что он здоровый молодой парень, без психических заболеваний, без любовных проблем, без проблем с деньгами, довольный жизнью и беззаботный. И вдруг однажды ночью, ни с того ни с сего, он забредает в заброшенный дом и ныряет из окна?
– Всякое бывает.
– Покажи мне хоть одно доказательство, что так и было. Одно-единственное.
Снайпер пригладил волосы и вздохнул.
– Ладно, Фрэнк, – сказал он. – Поделюсь с тобой как с коллегой-копом, а не как с родственником жертвы. Ни слова об этом за пределами этой комнаты. Согласен?
– Буду нем как рыба, – сказал я. Мне уже стало понятно, что дело дрянь.
Снайпер нагнулся к своему пижонскому портфелю и, порывшись в его недрах, достал прозрачный пакетик для улик.
– Не открывай, – сказал он.
Внутри лежал маленький листок линованной бумаги, пожелтевший и поделенный на четыре части глубокими складками – его не разворачивали много лет. Сначала он показался мне чистым, но, перевернув его, я увидел выцветшие рукописные строки; а потом, не успел мозг разобраться, что происходит, почерк обрушился на меня изо всех темных углов и раздавил, как скорый поезд.
– Ребята в отделе проведут кое-какие анализы, – сказал Снайпер, – но сдается мне, что вторую половину этой записки мы оба уже видели.