Фейтфул-Плейс

Холли умчалась к качелям, а мы с Джеки нашли скамейку, с которой могли за ней наблюдать. Не знаю лучшей терапии, чем глядеть, как Холли летает на качелях. Она на удивление сильная для такой крохи и может качаться без устали часами; а я могу смотреть и радоваться, завороженный ритмом. Только почувствовав, как расслабляются плечи, я понял, до чего был напряжен. Я задышал поглубже и задумался: как держать давление в норме, когда Холли станет слишкком взрослой для детских площадок?

– Господи, она на фут вымахала с нашей последней встречи! Еще чуть-чуть, и меня перерастет, – сказала Джеки.

– Еще чуть-чуть, и я запру ее в комнате до восемнадцатилетия. Жду только, чтоб она впервые произнесла имя мальчика без рвотных позывов.

Я вытянул ноги, сцепил руки за головой, подставил лицо слабенькому солнцу и задумался, не провести ли так остаток дня. Мои плечи расслабились еще немного.

– Крепись. Они сейчас ужасно рано начинают.

– Только не Холли. Я ей сказал, что мальчики приучаются к горшку только после двадцати.

Джеки рассмеялась.

– Тогда она возьмется за парней постарше.

– Взрослые быстро сообразят, что у папочки есть револьвер.

– Скажи-ка, Фрэнсис… Ты как вообще? – спросила Джеки.

– Вот похмелье пройдет – и все будет тип-топ. Есть аспирин?

Она порылась в сумке:

– Нету. Ничего, пусть голова поболит, тебе это на пользу, в следующий раз пить будешь меньше. А вообще, я не про то. Я про… ну ты понял. Как ты после вчерашнего? После вчерашнего вечера?

– Я прохлаждаюсь в парке с двумя очаровательными дамами. Это ли не счастье?

– Ты был прав, Шай вел себя как придурок. Нельзя было так о Рози.

– Ей теперь от этого ни холодно ни жарко.

– Он к ней и близко не подходил! Просто позлить тебя хотел.

– Браво, Шерлок! Горбатого могила исправит.

– Он обычно не такой. То есть святым-то он не стал, но в последние годы здорово угомонился. Он просто… не знает, как отнестись к твоему возвращению, понимаешь?

– Не бери в голову, сестренка. Серьезно. Сделай милость, плюнь, радуйся солнышку и смотри, какая классная у меня дочка. Идет?

– Отлично, – рассмеялась Джеки. – Давай так.

Холли выглядела на все сто, лучшего я и пожелать не мог: пряди волос выбились из ее хвостиков и пылали под солнцем, она радостно напевала что-то себе под нос. Изящный изгиб ее позвоночника, непринужденные взмахи ног постепенно расслабляли мне мышцы лучше первоклассного косяка.

– Уроки она сделала, – сказал я чуть погодя. – Хочешь, в кино сходим, как поедим?

– Меня дома ждут.

Эти четверо по-прежнему подвергают себя еженедельному кошмару: воскресный вечер с мамочкой и папочкой, ростбиф и трехцветное мороженое – семейная идиллия, пока у кого-нибудь не поедет крыша.

– Так опоздай, – сказал я. – Взбунтуйся.

– Я обещала встретиться с Гэвом на пару пива, перед тем как он пойдет к ребятам. Если совсем не проводить с ним время, он решит, что я молоденького любовника ищу. Я просто заехала тебя проведать.

– Позови его с нами.

– На мультики?

– Как раз его уровень.

– Ну-ка, заткнись, – миролюбиво сказала Джеки. – Не любишь ты Гэвина.

– Во всяком случае, не так, как ты. Впрочем, сомневаюсь, что ему нужна моя пылкая страсть.

– Поганец ты, вот ты кто. Все спросить хотела, что у тебя с рукой?

– Спасал рыдающую девственницу от банды нацистов-сатанистов на мотоциклах.

– Я серьезно. Ты тогда не упал? Ну, когда от нас ушел? Ты был немного… то есть не на бровях, конечно, но…

Тут у меня зазвонил мобильник – тот, которым пользуются мои мальчики и девочки под прикрытием.

– Пригляди за Холли, – сказал я и выудил из кармана телефон: имени нет, и номер незнакомый. – Я должен ответить. Алло?

Я уже встал было со скамейки, когда смущенный голос Кевина произнес:

– Э… Фрэнк?

– Извини, Кев. Ты не вовремя. – Я нажал на отбой, спрятал телефон и снова сел.

– Это Кевин звонил?

– Ага.

– Ты не настроен с ним говорить?

– Да. Не настроен.

Джеки с состраданием посмотрела на меня:

– Все будет хорошо, Фрэнсис. Правда.

Я промолчал.

– Знаешь что! – сказала она в порыве воодушевления. – Поехали со мной к маме с папой, как отвезешь Холли. Шай как раз протрезвеет, захочет перед тобой извиниться, а Кармела приведет детишек…

– Вряд ли, – сказал я.

– Ну, Фрэнсис, почему нет?

– Папа-папа-папа! – Разрумянившаяся, запыхавшаяся Холли, как всегда вовремя, спрыгнула с качелей и поскакала к нам, высоко поднимая колени, словно лошадка. – Я просто вспомнила, а то вдруг опять забуду: можно мне белые сапожки? Такие с меховой опушкой, и двумя молниями, и мягкие, и вот досюда?

– У тебя есть обувь. Когда я считал в прошлый раз, у тебя было три тысячи двенадцать пар обуви.

– Таких у меня нету! Эти особенные.

– Посмотрим, – сказал я. – Чем они особенные? – Если Холли хочется чего-то, кроме необходимого, и не на большой праздник, я заставляю ее объяснить причину – хочу, чтобы она научилась различать необходимость, желания и капризы. И мне нравится, что, несмотря на это, она обращается ко мне чаще, чем к Лив.

– У Селии Бейли есть такие.

– Напомни, кто такая Селия? Ты с ней танцами занимаешься?

Холли посмотрела на меня как на тупого.

– Селия Бейли. Она знаменитая.

– Рад за нее. Чем?